Они огибают следующий мыс, усеянный камнями высотой до пояса. Их глазам предстает маленький пустынный пляжик, над головами с криками вьются чайки, солнце слепит глаза. Лесли Бек рассмеялся, и почему-то Розали не понравился этот смешок.
— Напрасно мы оставили Джослин париться в машине, — сказала она. — Это несправедливо.
Лесли Бек поднял бровь.
— Ты должна была остаться с ней.
— Она хотела, чтобы я ушла, — грустно напомнила Розали. — Она сама так сказала.
— Мне знакомы эти чувства, — признался Лесли Бек с такой же глубокой печалью, если не глубже.
Помрачнев, они зашагали дальше, держась поодаль друг от друга и уступая прихоти Джослин, которая не посчиталась с их желаниями.
Следующий мыс они огибают быстрее предыдущего, споря о том, действительно ли начинается прилив, как полагает Лесли, или просто все дело в размерах пляжей и скал.
— Ты же учился на инженера-строителя, — напоминает Розали. — Ты должен это знать.
Я опять прервала ее:
— Ты и вправду так сказала?
— Что-то вроде того, — отмахнулась Розали. — Потом Лесли оступился, замочил штанину, и ему пришлось снять джинсы.
— Если солнце действительно припекало, — возразила я, — на нем они высохли бы быстрее.
— Ты меня достала своей практичностью, Нора, — не выдержала Розали.
Словом, Лесли и Розали обогнули очередной мыс и очутились на следующем пляже, в очаровательной бухточке с белыми гладкими песчаными берегами, на которые стремительно набегали пенистые волны.
— Если мы не поспешим, — замечает Розали, — прилив застанет нас здесь.
— О Господи! — спохватывается Лесли Бек. — Пожалуй, ты права. — И они осматривают следующий ряд камней, но, увы, море уже затопило их, образуя зловещие и опасные водовороты.
— Я не умею плавать, — говорит Розали.
— Я тоже, — подхватывает Лесли Бек.
Тут я возмутилась:
— Неправда! Вот уж неправда!
— Плавать я научилась позднее, — объяснила Розали. — Когда поняла, как это важно.
Им остается только ждать, глядя, как поднимается вода, и гадая, выживут ли они. Они обнаружили, что вдоль подножия утеса проходит выступ шириной четыре с половиной фута — почти как двуспальная кровать, как выразился Лесли Бек.
Они забираются на этот выступ и продолжают наблюдать за приливом. Розали снимает лифчик из «Маркса и Спенсера» и ложится на живот, подставляя спину солнцу, а Лесли Бек вышагивает по узкой полосе суши шириной с большую кровать. Наконец он заявляет:
— Пожалуй, я тоже позагораю. — Раздевается донага и ложится рядом с Розали, из скромности повернувшись на живот. Но прежде она успевает мельком заметить то, что он называет своим знаком отличия, — величественный жезл, огромный даже в спокойном состоянии, окруженный рыжеватой порослью.
