Ещё про этого Касьяна рассказывают, что не помог он вытащить крестьянину воз, который застрял на дороге. Прошёл мимо и все дела… После него по этой же дороге шёл Никола Угодник и оказал крестьянину помощь. Из-за этого Бог сделал так, что Николу поминают два раза в году, а Касьяна — раз в четыре года. Добрые то дела Богу нравятся, а такие как Касьян пусть идут лесом…
Не хороший год выдался в месте попадания Вадика, ой не хороший. На Россию беды и несчастья так и сыпались.
Вадим Анатольевич иной раз и телевизор желания не имел включать — опять про беду какую-то там расскажут.
То одно, то другое…
Летом очередной теракт в Москве произошёл. Вечером 8 августа в подземном переходе, ведущем к станциям "Тверская", "Чеховская" и "Пушкинская", прогремел взрыв. Сработало взрывное устройство, начинённое винтами и шурупами. Взрывной волной разрушило большую часть павильонов, что там были размещены, получила повреждения и конструкция самого перехода. На месте погибли семь человек, ещё шесть скончались от полученных травм в больнице. Ранения разной тяжести получили более сотни людей.
Недели не прошло — «Курск» потерпел крушение в Баренцевом море.
Об этой трагедии Вадик ещё дома знал. Правда, не много. Честно говоря, известно о ней ему стало на концерте. Он, когда в универе учился, довольно часто на концерты ходил. Одно дело в записи песни слушать, а совсем иное — в живую. Такая же это разница, как пиво нормальное и безалкогольное.
Кто о смерти, скажет нам пару честных слов
Жаль нет черных ящиков у павших моряков…
Как только эти слова тогда прозвучали, зал замер, а некоторые стали со своих мест вставать. Вадик тогда от непонимания происходящего головой завертел.
Карандаш ломается, холодно, темно
Капитан Колесников пишет нам письмо…
На этом месте Вадика проняло… По предплечьям у него мурашки пробежали, в груди защемило…
А с эстрады неслось…
Карандаш ломается, холодно, темно
Капитан Колесников пишет нам письмо…
Какая-то сила Вадика тогда тоже со своего места подняла. Слова песни он начал про себя повторять…
Нас осталось несколько на холодном дне
Два отсека взорваны, да три еще в огне…
То там, то тут в зале начали подпевать. Эх, знать бы слова, Вадик бы тоже к поющим людям присоединился. Проняло его так не слабо.
Знаю нет спасения, но если веришь — жди
Ты найдешь письмо мое на своей груди…
Последние две строчки в каждом куплете повторялись и голос Вадика в общий хор начал вливаться. Певец из него был ещё тот, но слова от самого сердца шли и уровень пения здесь большой роли не играл.
