— Хорошая порка и несколько дней в твоем подземелье, быстро сломят любое сопротивление, — медленно, тяжело опираясь на грузные ноги, Мос поднялся. Было заметно, что этот торг ему наскучил. — Плати или я отдам ее Крайму.
— Тысяча мой окончательный ответ. Тысяча и не песта больше, — решительно заявила Милдрет. Ее глаза блестели. Я подходила ей, она хотела меня, но и прогадать боялась.
Хитрый Мос прищурился, бросил пустой взгляд на меня и кивнул, после чего получил свою плату и вышел за дверь. Сердце оказалось способным оборваться. Мы остались наедине с хозяйкой притона. Еще не старая, вполне красивая женщина, с некогда стройной фигурой взирала на меня победно.
— Теперь ты — моя собственность, — жестко сказала она, меняясь в лице. Серые глаза полыхнули строгой суровостью. — И ты отработаешь каждый пест, который я за тебя отдала, а потом и прибыль начнешь приносить. И лучше тебе сразу смириться, чем навлекать на себя неприятности.
— Я не буду танцевать, — не просто дались мне эти слова. Показалось, что язык прилип к нёбу.
— Будешь, как миленькая!
— Нет.
— Хорошо, ты видимо из тех, кому нужно подумать, — злорадно усмехнулась Милдрет. — Даже не надейся, что я не возмещу, потраченные на тебя деньги! — Она схватила меня за волосы на затылке и потянула вниз. Слезы обожгли глаза. — Я быстро поставлю тебя на место.
Она прошла в соседнюю комнату, и там что-то заскрипело и заскрежетало, да так омерзительно, что мурашки в ужасе разбежались в разные стороны. Милдрет решительной походкой вернулась, взяла меня за руку и повела за собой. Это была спальня и, похоже, хозяйская, судя по богатству убранства. Здесь тоже все было преимущественно в красных тонах. Повеяло гадливостью и бесстыдством. Недалеко от кровати, завешенной алым тяжелым балдахином, зиял подпол, к которому мы и направлялись.
— Будешь сидеть здесь до тех пор, пока не одумаешься, — заявила она, впихивая меня внутрь. — Кормить буду по настроению, лупить тоже, а вечерами будешь выходить в зал и разносить напитки. Только к тем, кто танцует и приносит мне доход, я благосклонна и ласкова.
Так и понеслись дни моего жалкого существования, неспешно, один за другим. Они были наполнены презрением и пренебрежением. Милдрет зря не болтает. Кормила, когда вздумается, лупила раза в три чаще, а уж слова какими меня называла и произнести стыдно. Долгими, холодными ночами без сна, я сидела, опираясь спиной о сырую стену, и лелеяла свою злость. Прежде всего, на Гая и Стю. Каждая, даже мимолетная мысль о них, заставляла мою кровь закипать. Каждый божий день, когда меня выпускали из подземелья, заставляли драить полы в танцевальном зале, а потом наряжали в бесстыдный наряд, чтобы я разносила вино и терпела шлепки, щипки и гнусности, я постоянно напоминала себе, кто именно подарил мне эту новую жизнь. Прежде я никогда не знала таких ярких чувств, как ненависть, ярость и даже тихое бешенство, а теперь только они помогали мне проживать новый день. Я злилась на саму себя за малодушие, беспечность и доверчивость. За желание легко и быстро достичь цели. А еще я часто думала о Тое, надеялась, что отец Парат заботится о нем, как и обещал. Все чаще представляла, как рано или поздно все-таки приеду за ним и увезу в наш дом. Дом — подальше от воды, от злых языков и предателей.
