То реки в разливе стремятся к морям,
И почесть, и дань им воздав, как царям.
То сокол свой быстрый свершает полёт,
Взлетит высоко и опять отдохнёт.
О, горе вам, братья мои и друзья,
О, горе, сограждане, вам без конца!
Не хочет подумать о смуте никто,
Иль матери нет у него и отца?
Ши цзин (II, III, 9)
Сверху, из императорской ложи, разноцветные парчовые навесы, натянутые над местами для знати, выглядели красочной головной повязкой, охватывающей арену с трёх сторон. Ниже располагались места для рядовых чиновников и тех из состоятельных горожан, кто может оплатить сидячее место. С четвёртой стороны из-за ограды на происходящее могли полюбоваться простолюдины, хотя пробиться сюда смогут не столь уж и многие – сотня-другая людей, не больше. Остальным собравшимся придётся довольствоваться видом арены издалека, да известиями, с неё долетающими. Благо предприимчивые торговцы выкатили в поле прилавки и разбили шатры, предлагая всё, что может найти спрос у скучающей толпы, от горячих напитков и закусок до гаданий и небольших представлений фокусников и акробатов. Когда паланкин пронёс меня с Лиутар по дороге между городскими воротами и ареной, мы могли сквозь щели в занавесках разглядеть пёстрое сборище и даже услышать издалека крики зазывал. Но стоило приблизиться императорскому паланкину, который несли перед нашим, как всё стихало, и народ выстраивался вдоль обочин, глазея на шествующие ряды гвардейцев, придворных и, наконец, разукрашенные и золочёные носилки с тигром на одной дверце и драконом на другой. Надеюсь, что у Ючжитара и сидевшего рядом с ним Шэйрена хватило выдержки не высовываться из паланкина слишком уж откровенно.
Места вокруг арены уже были полны, и гул голосов был слышен и снаружи, пусть и более сдержанный, чем у простонародья вокруг неё. Но стоило забить колоколу, возвещая прибытие августейшей семьи, как опять пала тишина. Шэн Мий звонко распоряжался порядком приветствий и поклонов, привычно выпевая слова, и наконец мы заняли места под большими зонтами, казавшимися излишними под навесом, но бывшими знаком положения и престижа. Отсюда арена была видна как на ладони – а также открылся вид на окрестности, раскинувшийся вокруг импровизированный лагерь и клубящихся в нём людей. Ючжитар привстал, явно испытывая желание забраться на своё кресло ногами, чтобы видеть получше, но посмотрел на меня и сел обратно. Впрочем, скоро его внимание оказалось приковано к арене. Долгих церемоний перед началом состязаний проводить не стали. На арену вышли первые пять десятков участников, поклонились императорской ложе, потом между ними провели жеребьёвку, определяя порядок участников, и состязания начались.
