Меня взорвало.
- Знаете, Влас Тимурович, мою сестру бьет муж, а она не хочет от него уходить потому, что, по мнению моего психотерапевта, она жертва абъюзера, а по-моему - просто слабовольная инфантильная идиотка. Наша мать поддерживает ее решение, потому что, опять же, по мнению моего психотерапевта, уход нашего отца из семьи нанес ей психологическую травму, от которой сформировалась боязнь одиночества, проецируемая на дочку. По этой же причине она меня ненавидит за попытки вытащить сестру и двоих племянников из этого пиздеца. По этой и по многим другим… Потому, извините, мне глубоко плевать на вас и ваши предпочтения, ясно? Всего доброго!
Прервав соединение, отбросила телефон. Проехав по столу, он упал на кафельный пол и экран пошел трещинами.
Взвыв, я закрыла лицо руками и наконец дала волю слезам. Наплевав на то, что сейчас рабочий день и в любой момент ко мне могут зайти клиенты, я плакала навзрыд, словно так можно избавиться от обиды длиною в жизнь и от поганого чувства бессилия.
- Здравствуй, птичка! - донеслось сверху.
Нет! Нет! Ну, нет, ну, пожалуйста! Можно, не надо? Можно, окажется, что мне померещилось? Только его мне здесь и не хватало!
Замерев, посмотрела сквозь пальцы.
Над стойкой возвышался Влас Громов собственной персоной.
Тяжелые мускулистые руки лежали на столешнице, длинные пальцы левой небрежно вертели солнцезащитные очки, на безымянном пальце правой красовалось платиновое кольцо-печатка с черным камнем. Белая рубашка плавно облегала рельефную грудь и плечи...
Длинная челка спадала на высокий лоб. Из-под нахмуренных бровей на меня мрачно смотрели серые глаза.
- Господи...
- Нет, всего лишь я, - насмешливый тон не вязался с выражением лица. То было обеспокоенное и сосредоточенное. - Хотя, богом меня бабы тоже называют. Утром...
Губы скривились в надменной ухмылке.
Отложив очки, мужчина протянул руки и, осторожно обхватив пальцами мои запястья, отнял их от лица.
От моего опухшего от слез лица с размазанной по нему косметикой. Можно мне провалиться сквозь землю?
Мои руки исчезли в его больших ладонях. Их тепло приятно согрело холодные пальцы.
- Что глазками хлопаешь, птичка? Думала, твое поведение сойдет тебе с рук?
- И что вы сделаете? - с вызовом выпалила, выдергивая руки.
- А чего бы ты хотела?
- Чтоб меня оставили в покое! Чтоб меня все раз и навсегда оставили в покое.
Почти заорала, снова начав плакать.
- Знаешь, у меня был брат, - глухой голос прорвался сквозь мои истеричные всхлипы. - Только старший, а не младший. Он употреблял. Врачи, реабилитации... Сначала отец, а потом и я делали все, но без толку. Ему так было в кайф, он сам не хотел ничего менять. Умер от передоза.
