Когда Лея возвращается за стол, Юля, Костя и ее мать увлеченно поедают «Шарлотку». Все, кроме меня. На меня Егор крошит уже третий бублик, но моему внуку можно, что угодно.
Я впервые смотрю на Лею, через весь стол, так будто могу проникнуть в ее голову и узнать, какой женатый мудак пудрит ей мозги столько лет.
И часто она компенсирует свои страдания случайными связями?
Лея тоже смотрит на меня. Впервые с нашего отвратительного разговора в танцевальном зале. Бледные губы сжаты в прямую линию, а острый подбородок гордо вскинут вверх.
Несломленный полководец разгромленной армии, да и только.
— Я вас слышала, — произносит она. — Каждое слово. Можете не делать вид, что ничего такого не обсуждали за моей спиной.
Юля и Сара Львовна наперебой начинают объяснять, что хотят ей только лучшего, но Лея армейским жестом поднимает ладонь, а потом сжимает ее в кулак. За столом воцаряется тишина.
— Я хочу вам кое-что сказать, — произносит она. — Это очень важно для меня и я долго думала над тем, какое решение принять.
— Дорогая, ты о чем? — бледнеет Сара Львовна.
— Я решила продолжить службу в армии.
— Ты хочешь вернуться в «Цахал»? — ахает Сара Львовна. — Что такого произошло сегодня, что ты решилась на такой отчаянный шаг, Лея? Твоя обязательная служба окончена! Ты отдала долг стране, и теперь можешь продолжить учебу, выйти замуж и растить детей, как и хотела все эти годы! Я думала, ты вообще останешься в России…
— О таком речи не было, — отрезает Лея. — Я нашла себя в армейской службе, и мне по духу режим и дисциплина. А вот материнство — точно не мое, а детские мечты про печенья и мужа — просто романтическая чушь.
— То есть, ты снова уедешь, да? — веки Юли подрагивают. — Погостишь у нас и снова уедешь в Израиль?
— Да, Юль. Так будет лучше… Для всех.
— Но это опасно, черт возьми! — взрывается моя дочь. — Это сейчас тебя не пускали на передовую, а если ты пойдешь служить снова… Ведь там война, Лея.
— Там она никогда и не заканчивалась, — пожимает та плечами.
— Девушкам не место в окопах, — слышу собственный голос.
Лея наклоняет голову и спрашивает так предельно вежливо, что аж тошно.
— А где мое место, Платон Сергеевич?
Предназначенное только для меня продолжение читается в ее разъяренном взгляде так отчетливо, словно она произносит это вслух: «Может быть, на коленях перед тобой? С твоим членом во рту? А ты будешь мне платить за это!».
— Твое место может быть где угодно, но только не в казарме! Лея, я тебя умоляю, не делай поспешных выводов! — встревает Сара Львовна. — Может быть, ты еще встретишь хорошего мужчину здесь, в Петербурге.
