— Я уже прочитал все это из твоих воспоминаний, Томаззо, — сказал Люциан, избавляясь от необходимости потчевать его тем, что произошло. — Я также прочитал, что Эбигейл понятия не имеет, кто ты и во что ты ее превратил, и даже что ты это сделал. Ты обратил ее, не получив разрешения.
Обвинение прозвучало мягко, но Томаззо все равно напрягся. — Это была чрезвычайная ситуация. Она умирала.
Люциан кивнул. — И это единственная причина, по которой тебя не будут вызывать на суд Совета.
Прежде чем Томаззо успел заметить, что, поскольку он жил в Италии и обратил Эбигейл в Пунта-Кану, и все это не входило в компетенцию Североамериканского Совета, главой которого был Люциан, в комнату ворвался Джастин с огромным холодильником.
— Прибыла кровь, — без всякой необходимости объявил мужчина, ставя холодильник на стол и открывая крышку. — Я видел Мэри и Данте, возвращающихся сюда. Должно быть, они нашли какую-то цепь или веревку.
Джастин достал из холодильника несколько пакетов с кровью, бросил их на кровать, захлопнул крышку, затем выпрямился и поднял бровь на Люциана. — Теперь я могу позвонить Холли? Она будет волноваться.
— Да, хорошо, — нетерпеливо отрезал Люциан. — Если хочешь.
— Я должен, — заверил его Джастин, а затем направился к двери, добавив: — И на твоем месте я бы позвонил Ли и дал ей знать, что мы благополучно приземлились, или следующим рингтоном, который она поставит на твой телефон, может быть «черт возьми, я не хочу, чтобы ты вернулся» Эймона.
Люциан хмуро посмотрел Брикеру вслед, переступил с ноги на ногу, вздохнул и достал телефон из кармана. Направляясь к двери, он пробормотал: — Мне нужно сделать звонок.
— Передай от меня привет Ли, — сказал Томаззо с усмешкой, которая только усилилась, когда Люциан пробормотал что-то вроде проклятия и захлопнул за собой дверь. Улыбнувшись, Томаззо перевел взгляд на Эбигейл и мягко убрал волосы с ее лица. — Тебе понравится Ли. Она маленькая и добрая и кажется такой милой, но у нее стальной характер и дьявольская жилка. И это хорошо, — заверил он ее. — Ей это просто необходимо, чтобы приручить такого, как Люциан Аржено.
— Я тебя слышу! — рявкнул Люциан через дверь.
Томаззо тихонько хихикнул, но его веселье исчезло, когда Эбигейл снова начала кричать.
Эбигейл медленно приходила в себя, впервые услышав пение птиц и ощутив запах цветов на ветру. Она почувствовала под пальцами мягкие простыни и поняла, что лежит в постели, а не на пляже. Когда она, наконец, открыла глаза, то сделала это осторожно, уверенная, что на нее снова нападет ужасная боль, как и каждый раз, когда она просыпалась до этого. Но, к ее огромному облегчению, боль не обрушилась на нее, как молот. Лихорадки тоже не было. Хотя у нее и пересохло во рту, заметила она, нахмурившись.
