То, что Маркуса заковали в цепи, значительно облегчило ему задачу. После этого Дивине не пришлось снова бить его монтировкой, что, безусловно, было хорошо. Каждый раз, когда она била его, наночастицы в его теле повреждались сильнее, а это означало, что требовалось больше крови. Таким образом, она создавала что-то вроде порочного круга.
— У меня остались неприятные воспоминания, — осторожно сказал Маркус.
Дивина взглянула на него, услышав это замечание, а затем снова повернулась вперед. — Меня это не удивляет. Быть зажаренным в трейлере не может быть приятным.
— Нет, не об этом, — тихо сказал он. — Эти воспоминания довольно расплывчаты, но я… я нападал на людей?
Дивина поморщилась. Если он перешел на пакеты с кровью, это означало, что он не охотился много с тех пор, как появились банки крови. Она сомневалась, что он к этому привык. Более того, его кормление было довольно ужасным. Он действительно был безумен. Если он и знал о своих донорах как о живых существах, то по тому, как он вгрызался в их плоть, было трудно сказать. — Я привезла тебе доноров, и да, ты был немного полон энтузиазма, но этого следовало ожидать после того, через что ты прошел.
— Значит, я никому не причинил вреда? — нахмурившись, спросил он.
— Я контролировала твоих доноров. Они ничего не вспомнят, — спокойно заверила она его.
— Значит, я действительно причинил им боль, — сказал он несчастным голосом.
Дивина колебалась. — С ними все будет в порядке. Ты взял немного больше крови, чем было удобно от первого донора, но это была моя вина. Мне следовало ожидать такой реакции. Ты был в серьезной нужде и очень страдал. Кроме того, когда я не смогла заставить тебя отпустить ее, я… э… — Она вздохнула и призналась: — Я ударил тебя по голове монтировкой.
Она скорее почувствовала, чем увидела острый взгляд, который он бросил на нее.
— Сработало, — сказала она без тени смущения. — Ты отпустил ее, и это было вовремя. Она, вероятно, немного слаба и анемична этим утром, но в остальном в порядке.
Маркус выругался и с несчастным видом откинулся на спинку стула. Когда она взглянула на него, он поморщился. — Теперь я вспомнил. Я вел себя как животное. Какое-то время он с недовольством смотрел в окно, а потом неловко поерзал и сказал: — Неприятно сознавать, насколько тонка оболочка цивилизации. Мы просто животные под вежливым лицом, которое мы предлагаем обществу.
— Дело не только в нас. Морите смертного голодом неделю или две, а потом дайте ему куриную ножку, и он тоже будет есть, как животное, разрывая плоть, текучие жидкости будут стекать по его щекам, руки пропитаются жиром, — тихо сказала она. — Выживание — это сильный инстинкт… Ты не сделал ничего постыдного.
