— Вы к кому? К Сергею Ивановичу?
— Я к профессору Бауэру, — пробормотал Трубачевский.
— Папа, к тебе, — сказала девушка, обернувшись к высокому человеку, который стоял в дверях, довольно сердито поглядывая на эту сцену, только глаза как будто немного смеялись.
Потом она исчезла, и Трубачевский остался наедине с ее папой. Папа помолчал, потом, качнув головой, пригласил зайти.
— Экзаменоваться? — спросил он сурово.
— Нет, — ответил Трубачевский.
Он сунул руку в карман. Письма не было. Перепугавшись, стал обшаривать карманы, и письмо нашлось. Нетвердой рукой он протянул его Бауэру. Тот разорвал конверт и взглянул на подпись.
— Ну-с, зайдите, — сказал он и повел Трубачевского в кабинет. Посадил его на диван, а сам сел в откидывающееся шведское кресло по ту сторону огромного письменного стола.
Читая письмо, он качался нарочно, чтобы кресло скрипело. Почему-то это успокоило Трубачевского, и он стал исподтишка, хотя и с полным вниманием, разглядывать знаменитого человека.
Все-таки очень трудно было поверить, что это и есть тот самый Бауэр, историк, член Академии наук, который написал все свои толстые книги и портрет которого висел в университетской библиотеке.
Между тем у Бауэра была внешность именно знаменитого человека.
Он был такого роста, что и сидя казался очень высоким, хотя немного горбился по привычке, в которой сказывались долгие годы, проведенные в писании и чтении. Лицо суровое, залысый лоб, но глаза насмешливые и, если бы не усталость, совсем молодые.
Трубачевский сидел на краешке дивана, робко поджав ноги, и смотрел на Бауэра, как дети на фокусника, которому ничего не стоит бросить в шляпу носовой платок и вытащить живого зайца.
Он шел сюда, подозревая чудеса. Все заранее казалось ему необыкновенным.
Бауэр положил письмо на стол.
— Вот вы какой… отчаянный, — сказал он серьезно, — наукой хотите заниматься, да еще какой. Историей. А почему не математикой? Займитесь-ка лучше математикой, с них все-таки меньше спрашивают, чем с нас, грешных.
— Нет, я твердо решил посвятить себя истории, — надувшись сказал Трубачевский.
— Твердо? — повторил Бауэр. — Ну, коли твердо, что же с вами поделаешь!.. А ведь такого как будто и факультета нет. Вот Александр Петрович пишет, что вы студент и у него занимаетесь. А где же вы у него занимаетесь?
— Я в университете, на отделении истории материальной культуры.
— Так. Стало быть, история. Ну, а знаете ли вы, что это значит — заниматься историей? Вы, должно быть, думаете, что это значит — выписки делать, а потом собственные сочинения писать. Про Шлецера слышали?
