– Вы знаете, что каждый год Великий Инквизитор вызывает меня на поединок, – дон Родриго указал на картину, где он в победоносной позе стоял над поверженным врагом. – Но в этом году в своем коварстве он пошел дальше и грозит напасть на особняк.
Только стук половника о стенки котелка раздавался в повисшей тишине. Сет рассматривал картину с доном Родриго и поверженным Инквизитором.
– На самом деле Родриго тогда хорошо получил по щам, – прошептал ему Малкольм. – Но художник очень хотел жить.
– Зачем Инквизитору это надо?– спросила Саломе. На ее плечах, обтянутых черным бархатом платья, сидело несколько ее порождений. Она по очереди кормила их сушеными пауками.
– Чтобы завершить начатое. Он даже письмо об этом прислал с указанием даты. Вот слушайте: «Вереск с антресоли взял вязаный плед и обнаружил неожиданность. Рассказ о слиянии льда и велосипеда в зелье из брогрой ягоды. Прикосновение ночи падет на вас».
Сету показалось это чушью. Остальным, видимо, нет, потому что дед Лугоши спросил из гроба.
– И что мы теперь будем делать?
– Обороняться! Я уже разрабатываю кое-какие планы и с удовольствием выслушаю ваши.
– Мой план как всегда прост и эффективен: травить к чертовой матери! – сказала Хейд. – У меня как раз еще осталось мясо тварей из преисподней.
– У меня тоже есть план, – Малкольм залез на стол рядом с Родриго и развернул длинный свиток. Некоторое время он на полном серьезе что-то говорил, но вскоре стало понятно, что его план – это схема нового самогонного аппарата.
Малкольма согнали со стола, и туда прямо в гробу залез дед Лугоши. Из-за приоткрытой крышки он объяснял, как правильно копать ров, обносить замок частоколом и держать долгую осаду. Говорил долго и нудно. Порождения тьмы успели уснуть на материнских плечах. Сет и Лея самозабвенно лобызались, и чавк от их поцелуев прерывал речь старого вампира.
– Не заниматься блудом на военном собрании, – рявкнул дон Родриго, и им пришлось прекратить.
– Не знал, что он ваш родственник, – Сет кивнул в сторону Николая Васильевича, скромно сидящего в углу кабинета.
– Скорее биограф нашей семьи, – ответила Лея. – Про дедушкиного брата писал, того, что с веками, про бабкину сестру-утопленницу.
– Да, я читал.
– Горемычный, – вздохнула Хейд, – столько натерпелся. Сначала живьем похоронили, потом в школе стали изучать, как фильмы про него снимать начали, так в гробу завертелся, что даже черти перепугались. Без того покойник беспокойный был. Пришлось выкопать.
