Ночь, шум и неизбежный эмоциональный шторм, которым была цивилизация в ее самой бешеной форме, сомкнулись вокруг беспокойного, одинокого Филипа Линкса и поглотили его.
ГЛАВА
3
Субар не был этичным вором в том смысле, что он воровал не только у мошенников, но и у кого угодно, у всех и у кого только мог. Будучи истинным гражданином Содружества, он не делал различий между видами. Если соблазнительно доверчивый ум обладал чем-то ценным, что он мог безопасно присвоить себе, он не делал различий в отношении его цвета, пола, размера, формы, количества конечностей, языка, происхождения, религии или ее отсутствия, класса, клана, или предпочитаемая дышащая атмосфера. Что касается грабежей, шестнадцатилетний подросток был таким же эгалитарным, как и они. Если бы представилась возможность, он бы поразил легкую мишень над головой, независимо от формы или формы этого выступа. Или, если головы не хватало, он был вполне счастлив дубасить соответствующую замену.
Алеев был не самым плохим районом огромного города Маландере. Он был слишком беден, чтобы провести это различие. В то время как другие районы, такие как Гиджмелор и Пандром, закрепили за собой статус районов мегаполиса, которые творили зло так быстро, как считали, Алеев просто поддерживал репутацию постоянно разлагающихся. Лишь изредка там происходило какое-то исключительное возмущение, которое оказывалось достойным внимания СМИ.
С Субаром все было в порядке. Он не был одним из тех злодеев средних лет, чье будущее неизбежно обрывается из-за отчаянной потребности в рекламе. Гораздо логичнее, рассуждал он, действовать под сканером, как можно дальше от внимания ищущих сенсаций тридистов и вечно беспокоящих властей. Он совершенно не был заинтересован в том, чтобы доносить олимпийские заявления до муниципальных СМИ из-за пределов одного из переполненных уголовных тюрем города. Получение своего изображения на трайде было плохим компромиссом для выборочного стирания памяти.
Кроме того, необходимость жить в тесноте со своими в целом никчемными, незаконными родственниками была достаточным наказанием.
Он перепрыгнул последний уровень с крыши на улицу и с важным видом прошагал последние пару кварталов до барона. Чалони, Дирран, Зезула, Мисси и Сэллоу Бедул уже были там, развалившись на стульях или вилаторах на палубе второго этажа перед входом. Как всегда, его взгляд сразу же был прикован к Зезуле. То, как она втянула свое стройное, но зрелое тело в одежду, известную как шпагат, не говоря уже о том, чтобы удержать все полоски темной блестящей ткани на месте, представляло собой демонстрацию практической физики, намного превосходившую по интересу все, с чем он сталкивался в ходе своих случайных прогулок. ограниченное пребывание в академических кругах. Сверкающие, как зеркальный гематит, полосы черного мерцания только подчеркивали белизну ее тела. Она выглядела, восхитительно подумал он, как палочка какого-то особенно экзотического кондитерского изделия.
