Я вылупилась на него, совсем не понимая, что тут произошло. По щекам бога разрушения катились вполне себе настоящие слезы. Какой-то полный сюр.
Ведьмы же, в свою очередь, тоже молча вылупились на нас, вдвойне ничего не понимая.
Акатош поднял голову, с укоризной посмотрел на своих внучечек, еще раз всхлипнул и сокрушенно сказал сиплым голосом, обращаясь к той ведьме, которая пустила на нас волну:
– Нельзя вредить живому, если это не нужно тебе для того, чтобы жить! Ты что, не знаешь, сколько сил нужно потратить, чтобы создать такое чудо?
Он с сожалением выпустил краба, который рвано и медленно сполз с ладони – одной клешни у него не было.
Я почти услышала, как у ведьм отпадают челюсти.
Ну еще бы! Грозный бог Акатош плачет. И почему плачет? Потому что у краба повредилась лапка. Охренеть! Чума!
Я, не таясь, заржала, но тут же заткнулась – острая боль прошила грудь. Похоже, у меня от удара треснуло ребро. А это больно, долго и очень неприятно.
Я вздохнула и с трудом уселась на песок. Посмотрела на обалдевшую от такого поворота Кадму и не сдержала облегченного вздоха, когда она медленно, мягко пошла вперед, бросив свои боевые ракушки на песок.
Приблизилась, недоверчиво разглядывая Акатоша. Во всей ее позе было напряжение, и чем ближе она подходила, тем уже становились ее глаза, тем сильнее сжимались кулачки.
– Ты… Кто? Ты не Акатош! – выдохнула наконец она.
– Акатош, просто он устал, – не удержалась от ремарки я.
– Я не причиню никому вреда, – мягко сказал бог. Гордо выпрямился, отряхнул руки от песка. Улыбнулся.
– Я помню тебя совсем крошкой, а последняя еще спала в колыбельке. Ее зовут Олия – имя тогда я придумал сам. Каспада уже исчерпала всю свою фантазию, – сказал он, и глаза Кадмы сузились от ярости.
– Ты… Как ты смеешь? Как ты смеешь говорить о той, которую ты же и пленил в пучине?! Заставил ее страдать? Заставил ее, сделал так, что она снилась нам долгие годы и просила тебя выпустить? Как ты смог ее заставить? Какими мучениями, проклятый бог?!
Такая сдержанная и всегда спокойная Кадма кричала. По ее щекам лились слезы.
– Я никого не пленил и не заставлял страдать, – тихо, но твердо сказал бог, – подумай сама, маленькая… Подумай сама, как я – бог огня и разрушения – мог кого-то заточить в море? В море, которое принадлежит Хен? Ты не хочешь верить – не верь. Просто подумай. И подумай вот еще о чем: ты слышала обо мне от нее, от Хен, но меня совсем не помнишь. Почему? Я качал тебя на руках, когда ты была совсем маленькой, научил тебя читать и рисовать… Ты не помнишь то наше заветное местечко, где моя дочь и ты писали на стенах бирюзовыми красками? Не помнишь, как звонко смеялась тогда?
