Я провела языком по губам, ощутила вкус соли. И только тогда поняла, почему я то ухожу под воду по макушку, то снова выплываю, и вода плещется под моей грудью. Меня элементарно трясло от рыданий, от бесшумной, беззвучной истерики.
Я плакала, и слезы смешивались с морской водой. Неотличимо. Сколько можно рыдать? Я просто устала и мечтала, чтобы все поскорее закончилось. Каким угодно способом.
Только твари Акатоша не спешили лакомиться свежатинкой. Я все плакала и плакала, успевала успокоиться и разрыдаться по новой в очередном витке истерики, но все также бултыхалась одна, без ядовитых соседей.
Не знаю, сколько прошло времени, но я начала замерзать. Меня всерьез колотило, и я испугалась, что могу просто захлебнуться – умирать как-то перехотелось.
Я выплыла на берег и, трясясь всем телом, укуталась в тонкую ткань многострадального платья. Солнце ласково согревало спину, и я, всхлипывая, начала успокаиваться. Вдох – выдох, и так до тех пор, пока дыхание не стало нормальным.
Окончательно успокоившись, я оглянулась на шпиль дома дочерей Каспады, который было видно отсюда. Криво ухмыльнулась.
Снова повернулась к морю, прищурила глаза и уверенно, четко и громко сказала:
– Отдаю тебе в дар свой архей, бог Акатош.
В следующую секунду в глазах посерело от жгучей, горячей боли под кожей, я выгнулась на песке, сдерживая крик, и отключилась.
***
Древний бог, старый бог. Бог ужаса и разрушения в далеком прошлом. Бог страха, боли и смерти. Сломленный, покоренный, запертый в непроглядной глубине, где от давления разрывает все, чему случится сюда попасть. Только светящиеся нити верены – веревки богини – надоедливо и раздражающе мерцают в совершенной тьме. Бесконечный холод морских глубин для бога огня –непрекращающаяся пытка. И никакой, совершенно никакой надежды.
Сил нет. Ни крупицы, ни капельки. Если бы хоть кто-то отдал ему хоть немного огня, то он бы смог вырваться… Но короли и их дети не разбрасываются археями – каплями божественного пламени.
Годы шли. Десятилетия, века, и никому, никому в голову не пришло отдать свой архей в дар Акатошу. Ни одной живой душе. До сего дня.
Акатош уже давно не открывал глаза. Несколько лет точно. А зачем? Что нового он увидит? Только мертвенно мерцающие фосфорные нити да надоевшую за годы заточения темноту? Ну уж нет.
Там, за закрытыми глазами, можно было хотя бы забыться. Вспомнить свет солнца, горячую пульсацию жизни, приятные прикосновения…
Прикосновения… Как же он тоскует по ощущениям, которые дарит мех животного, нежная женская кожа, упругий гладкий лист или нежный лепесток. Бог вспоминал.
