— Игнорируй эту грубую задницу, — наконец-таки сказал я, останавливая Гуннера от более неуместных комментариев.
— Уилле уже можно слышать слово «секс». Она знает, что это, — протянул Гуннер все еще глядя на Уиллу.
Её лицо покраснело, а я захотел, чтобы Гуннер прекратил её смущать.
— Что же, на это ноте я пойду на свой урок. У меня новелла, которую мне надо прочесть за весь урок, судя по тому, что я услышала. — улыбнулась Уилла нам обоим, посмотрев нам быстро в глаза, а потом направилась на свой урок.
Я посмотрел на Гуннера.
— Ты смутил ее, — прошипел я.
Он просто ухмыльнулся, продолжая смотреть ей в след.
— Я знаю. Это было забавно. Какая семнадцатилетняя девушка краснеет от слова секс? Если бы я сказал слово «трахаться», то такую реакцию можно было ожидать.
Я должен был уйти от него, пока мог. Меня смутили его мотивы по поводу Уиллы.
— Она не шлюха. Это хоть ты понимаешь?
Он кивнул, потом он наконец—таки посмотрел на меня.
— Ага. Она наш друг. Шесть лет ничего не изменили.
Она была его лучшим другом. Если бы я не ревновал к тому, что он постоянно видит ее в то время, когда ее хочу увидеть я, меня бы волновало, что я на втором месте.
Когда она скрылась из виду, мы с Гуннером остались одни, но я чувствовал себя не в своей тарелке. Я скучал по Уилле. Все эти годы.
Я, возможно, никогда не перестану скучать.
— Почему она вернулась? — спросил я его, — Должна же быть причина.
Гуннер пожал плечами.
— Это её тайна. Если бы она хотела сказать нам, то сказала бы. Поэтому, она пока хранит этот секрет.
Его слова звучали так, будто он ее защищал. Как будто он намекал мне на то, чтобы я отступил. Такие разговоры велись и до того, как Уилла была обеспокоена. Когда мы были детьми, он никогда не позволял мне быть к ней ближе. Всегда была защитная стена, которую он возводил вокруг неё и не дай бог, чтобы кто-нибудь подошел к ней слишком близко.
— Я беспокоюсь за нее. Её взгляд такой грустный и настороженный.
Гуннер ответил не разу. Он посмотрел так, будто его мысли находились вдалеке отсюда. Сохраняя расстояние. Я смотрел и ждал, пока он ответит, и когда я уже почти сдался, он повернулся ко мне.
— Не у всех такие же жизни, как у тебя. Есть такие вещи, которыми люди делиться не хотят. Так они выживают.
А после Гуннер ушел. Он не хотел слушать, что я ему отвечу, и я был даже рад этому, потому что ответа у меня не нашлось. Для начала, как моя жизнь могла отличаться от его жизни, за исключением того, что у него было чертовски много денег?
