Капитан двинулся к двери, но я остановил его вопросом:
— Капитан, а как же международные правила помощи потерпевшим крушение, разве там идет речь о деньгах? Мы же цивилизованные люди, а не средневековые разбойники с большой дороги.
Негра перекосило от моих слов:
— Цивилизованные люди? Цивилизованные, говоришь? Пятьсот лет вы продавали нас в рабство, мы умирали в трюмах ваших кораблей, вы относились к нам хуже, чем к животным! Где были цивилизованные люди тогда? Ты, наверное, ничего не понял, мальчик! Ты раб, ты мой раб, белый раб, и пока не заплатишь мои издержки, будешь работать на меня со своим коричневым дружком!
Пока я, ошеломленный его словами, подбирал слова, чтобы возразить, капитан открыл дверь и что-то крикнул на своем языке. В комнату торопливо вбежало четверо здоровых негров с голыми мускулистыми торсами и в длинных шортах. Небрежно сдернули меня с кровати — дикой болью отозвалось правое подреберье — и ухватив за руки, поволокли из комнаты.
Когда меня тащили из лазарета по коридору, а потом по трапу вниз, из головы не выходили слова, сказанные капитаном: белый раб, будешь работать на меня, пока не возместишь потери.
Я дал себя вести, еле успевая переставлять ноги. Любое движение отдавало болью в сломанных ребрах. Слышал, как сзади ругается сомалиец, которого тащили вслед за мной. Айман плохо знал психологию отморозков: попав в их руки, надо притихнуть до подходящего момента, криками можно заработать лишь зуботычины.
Моя теория оказалась правильной. Несколько увесистых шлепков — и рыбак, вскрикнув от боли, заткнулся. Мы спустились на два уровня, потом снова прошли по полутёмному коридору и остановились перед железной дверью с круглым иллюминатором. Один из негров повернул ручку и со скрипом отворил дверь. Как я ни старался, мне не удалось удержаться на ногах, и я упал, сопровождаемый смехом. В глазах потемнело от боли, на минуту я лишился возможности дышать и соображать.
Айман, влетевший вслед за мной в темное помещение, умудрился наступить мне на бедро, прежде чем растянулся на полу. Дверь со скрипом закрылась, погружая нас в полутьму. Света, пропускаемого через круглое окошко, было недостаточно, чтобы разглядеть камеру как следует.
Через некоторое время глаза привыкли, и теперь я видел, что мы находимся в квадратном помещении четыре на четыре метра, обитом железом, без намека на кровать, туалет и умывальник. Было холодно. Подождав, пока утихнет боль, я принял сидячее положение, прислонившись к стенке. Сквозь тонкую материю рубахи, одолженной мне Айманом еще в Рас-Хафуне, проникал холод с металлической поверхности. Что за помещение сплошь из железа? Скорее, не железо, а какой-то сплав.
