Настроение было испорчено капитально, я долго не мог уснуть, думая о осыпающихся песках, отсутствии воды и, конечно, о змеях.
На утро мы доели последнее мясо, что нам дали в дорогу. Перед выходом Нат еще раз провел инструктаж, напоминая о том, что пить воду надо только маленькими глотками и как можно меньше. Оторвав от рубахи широкую полосу, он повязал голову, чтобы избежать теплового удара. Теперь наши рубашки выглядели как широкие женские топики с рваными краями.
— С Богом, — в очередной раз напутствовав, африканер повел нас в путь.
Признаки пустыни появились к обеду. Проплешины песка все чаще встречались на пути, полностью вытесняя растительность.
Каждая пустыня выглядит по-своему: в Иордании они были преимущественно из черного мелкого камня и крупного серого песка. В Саудовской Аравии песок был мелкий, светло-коричневого цвета. В Сомали снова был светло-коричневый камень и коричневатый песок.
Сейчас мы видели песок темно-красного цвета, перемежающийся со светлыми участками. Когда перед нами показались настоящие песчаные барханы, Нат скомандовал привал.
— Остаемся здесь на ночь.
Мы находились в нескольких сотнях метров от первого бархана у единственного встреченного дерева, похожего на акацию. Дерево было полувысохшее: одна половина еще пыталась жить, вторая, давно высохшая, скрипела, несколько веток лежало на земле. Айман, игнорируя колючки, взобрался на акацию и сбил еще несколько высохших ветвей.
На ужин у нас оставался большой кусок грубого козьего сыра. Отщипнув по кусочку, Нат распределил его поровну между нами.
— Костер зажжем только перед сном, ночь будет холодная, — это уже Айман, он лучше знает пустыни, ему и водить хоровод.
Хотя, мне казалось, как может быть холодно, если температура как в сауне? Но сомалиец оказался прав, я проснулся под утро, продрогнув до костей. Костер уже прогорел, но угли еще тлели, правда, хвороста у нас не было. А лезть среди колючек на дерево я не собирался.
Часа через два солнце начало вставать над горизонтом. К этому времени мы уже были в дороге. За сегодняшний день предстояло пересечь больше тридцати километров клина пустыни Калахари, захватившей эту часть ЮАР.
Однако уже к обеду мы выбились из сил, ноги съезжали, упавший оказывался облепленным песком.
— Надо остановиться и переждать жару, — Айман выглядел лучше нас, но даже этот сын пустыни был измотан.
Воткнув винтовки в песок и связав рукавами снятые с себя остатки рубашек, мы получили нечто вроде небольшого навеса, через который солнце все равно проглядывало. Но тень все-таки была. Лежа на горячем песке, укрывшись от прямых солнечных лучей, мы блаженствовали. Вода в бутылках закончилась у всех, кроме Аймана, его остатков хватило по глотку каждому.
