Жизнь за бугром тоже не удалась. Дэвид оказался, как и все мужики, жутким собственником и тираном. Она должна была хранить семейный очаг, сидеть безвылазно в его огромной квартире и как можно скорее произвести ему на свет, как минимум одного наследника его бизнес империи.
Но с неё было достаточно и одного ребёнка, который, итак, стал разделяющей гранью между ней и Дэвидом сразу, как только они уехали в Америку. Он недолюбливал её сына от первого брака и требовал своих детей. Безысходность, скука, тоска по родине заставили снова броситься её с головой в омут, когда вступила в интимную связь сначала с садовником, а потом и с водителем хозяина дома, пока тот был в очередной командировке.
Бурная связь, отсутствие контроля и крышесносный секс в конечном итоге разрушили хрупкие грани её новых отношений. До сих пор перед нею стояли глаза Дэвида, когда он застал её, занимающейся сексом с Марком на кухне.
Она моментально оказалась на улице с сыном и тощим конвертом, в котором были деньги на пару дней, чтобы не умереть с голоду и два билета на самолёт до Москвы.
Елена тяжело вздохнула и отвлеклась от своих мыслей, взглянув на экран, зазвонившего в её руке телефона. Улыбнувшись, она поспешно поднялась на ноги и покинула квартиру, остановившись на лестничной клетке.
– Да, Артём. Конечно, думала. Очень хочу увидеть тебя, но сегодня никак не смогу. Да, сын, сам понимаешь. Но Прага остаётся в силе. Завтра с утра я твоя на все три дня. Целую… – томно произнесла она в трубку и, отключив телефон, улыбнулась.
Немного поразмыслив, предвкушая свой упоительный трёхдневный отдых, Елена распахнула дверь квартиры и не спеша направилась в свою комнату.
Салтанов задумчиво смотрел на Алексея Воропаева, пока тот работал на ринге со своим оппонентом. Прошло всего несколько занятий и от того скованного подростка, который предстал перед его глазами неделю назад, казалось не осталось и следа.
Видел его каждодневные старания, спортивную хватку и внимание, когда что-то объяснял ему. Диву давался необыкновенной способности парня, цепко хвататься за эту жизнь, подобно слабому растению, пытаясь бороться с жизненными обстоятельствами и не озлобиться от того, с чем пришлось столкнуться ему в столь юном возрасте.
Прекрасно его понимал, потому что сам был таким в его годы. Жестокость его собственного отца была запредельной, и потому тоже шёл в своё время напролом всем обстоятельствам и, спрятав горечь и обиды, бился и преодолевал всё, что только мог, сначала на тренировках, потом на ринге с лучшими и прославленными, зубами прогрызая себе тернистый путь к победе. Видел в этом мальчишке самого себя и от того, наверное, и хотелось помочь, протянуть руку и направить его старания в нужное русло.
