Потапчук слушал напряженно, вглядываясь в названия и даты на экране.
— А ведь исторические параллели с нашей Чеченской автономией налицо, — наконец изрек он. — Знаешь, Глеб, за что я тебя ценю…
— Да уж не за белое лицо, Федор Филиппович!
— И не за красное словцо, хотя с этим у тебя полный порядок. Ты мне свою идею про Севр распечатай вместе с этими, ну как их, с синими и подчеркнутыми…
— С гиперссылками…
— Точно, с гиперссылками. Я нашим аналитикам на пару часиков работку дам, пока ты Ирину в зоопарке выгуливать будешь.
Глеб не любил зоопарка, Ирина и Аня тоже. Дочь называла его домом мучений для животных и добавляла — номер два после цирка.
Им и дома неплохо будет, даже на диване. Включат музыку, откроют вино. В кресле Аня с какой-нибудь книжкой. И никаких телевизоров…
Любовное гнездышко Варвары Игоревны сильно разочаровало Божену. Вечная снисходительность, сквозившая в словах и поступках столичной бизнес-леди означала, что провинциалка из Гродно не способна постичь всю тонкость и изысканность ее манер. В обычной квартире Варвары Вожена бывала и не раз. Интерьер частенько менялся, обновлялся. Архитекторы и дизайнеры, приглашаемые только из модных агентств, двигали стены, переставляли и меняли мебель, декорировали окна.
А эту «хатку», как мысленно окрестила ее Вожена, Варвара, видимо, оборудовала в соответствии с собственными представлениями о красоте и уюте, смешав фольк, техно и лютый Помпадур. Именно лютый, потому что количество складок, оборок и кистей было запредельным. На россыпях подушек сидели искусственные длинноволосые болонки с собранной в пучок шерсткой на голове. Прическа у каждой псинки была зафиксирована заколкой-бабочкой с искрящимися стразами.
Жилье состояло из двух спален и «будуара». Кухня была отдельным, плотно запирающимся помещением, чтобы кухонные запахи не упрощали и не опошляли восточных ароматов романтического гнездышка.
Оба, и молодой мужчина, и его пожилая подруга, поначалу оторопели. Обстановка была абсолютно недвусмысленной и при этом какой-то жалкой, карамельной. Парчовые скользкие покрывала и бархатные накидки на креслах кричали, вопили о том, что их хозяйка растеряна, задавлена мыслями о том, что ее могут не полюбить, не захотеть, не понять. Пыльные ненастоящие собачки и огромные куклы в буклированных париках с цветочками и кринолинах рассказывали любому, что стареющая кокотка забыла, с чем играют маленькие девочки, но делает вид, что хорошо помнит и по сей день играет сама. Низкие кривоногие столики были завалены исключительно «женскими» журналами с картинками часов, машин и мускулистых мачо. И это тоже грустно намекало на то, что Варвара панически боится изображений юных тонких красавиц и всего, что может о них напоминать. В одной из спален, над огромной кроватью, возвышался тяжелый, кроваво-малиновый балдахин с огромными золотыми кистями на витых шнурах.
