Отец сурово сдвинул брови, обнял напуганных сыновей за плечи, подвел к столу.
— Я забираю это, потому что хочу, чтобы знакомство с такими сомнительными удовольствиями случилось как можно позже. Вы расстроили нас, но, надеюсь, и сами огорчились, — отец возвысил голос, добавил гнева, пафоса. И… отбыл к себе, прихватив пиво, сигареты и маму. Страшная гроза тихо миновала, оставив в детских душах след растерянности и недоговоренности. Если бы их отшлепали, накричали, то есть придали их тайне больше значимости, она бы не превратилась в столь незначительную, несерьезную проделку. То, что замышлялось как настоящее преступление, оказалось досадным недоразумением, которое легко будет исправить, вернувшись в Париж. А может, уже сегодня вечером, после ужина, мама снова забудет раскрытую сумочку… Начать курить Лео решил твердо.
* * *
Вернувшись, Сиверов ознакомился с новой оперативной информацией, пришедшей по электронной почте. Потапчук сообщал, что смена стеклопакетов в Международном бюро мер и весов произошла в рамках дополнительных дотаций на защиту научных центров от угрозы терроризма. Месье Поллард воспользовался предвыборной сумятицей и связями одного из региональных кандидатов в казначействе. Никаких специальных предостережений от местных спецслужб в Бюро не поступало. Оно всегда было тихим, не внушающим тревоги местом. Из полученного текста можно было заключить, что профессор Мэтью Поллард не ждет беды.
Потапчук специально подчеркивал, что работать Сиверов должен в обстановке строжайшей секретности, ни в коем случае не подключая официальные власти. Кажется, что может быть проще — сообщить о реальных людях в реальное силовое ведомство и просто закрыть объект покушения для любых посещений. Перекрыть канализационные люки, заблокировать двери подвальных помещений, вдесятеро усилить охрану хранилища…
И «гастролеры» уедут не солоно хлебавши. Вот только куда? В Эрмитаж? В Третьяковку? В местный музей фарфора или в Миру, к месту рождения святого Николая-угодника? В шотландский Рослин или в карельские Кижи? Нет, культурный джихад этих молодцев закончится тут, и остановит его русский нерелигиозный парень по имени Глеб.
Жучок в комнате Гасана молчал, второй, закрепленный в кармане куртки, периодически исчезал из зоны приема, изредка отзываясь тихим гулом и потрескиванием. Похоже, хозяин обнаружил его и просто выбросил на обочину.
Слепому искренне хотелось, чтобы доктор Сабитов исчез, выбыл из игры. Это было редкое, интуитивное побуждение, осознаваемое совершенно отчетливо. Так же отчетливо, как и понимание, что сделать это можно единственным способом — убрать парня самому, как и его венгерского приятеля Белу Меснера.
