Эрих привел Тимми, поручился за него, то есть и за косяки теперь отвечал. А косяк, похоже, вышел нешуточный. Эрих наклонился вперед и облокотился на здоровую руку, пытаясь скрыть страх за наигранной небрежностью. Больная, левая, размером подошла бы максимум шестилетнему ребенку, и вся была жутко скрючена. Эриха много били в детстве, так и изуродовали. Этим обстоятельством он с Бертоном не поделился, да и сейчас не собирался, хотя оно во многом определило его жизнь. Как и Тимми.
— Он же не просто так, — сказал Эрих.
— Не просто так? — спросил Бертон и с наигранным терпением приподнял брови. — А как?
В животе Эриха завязался узел. Больная рука сжалась в крохотный кулачок. Острый металл во взгляде Бертона мигом напомнил Эриху, что не он один умеет лепить поддельные идентификационные записи. Не он один может состряпать липовый профиль ДНК. Не он один способен делать для Бертона подобную работу. Что он — расходник. Именно это Бертон и хотел донести.
— Не знаю, — сказал Эрих. — Но с Тимми я знаком сколько себя помню. Он никогда и ничего не делает просто так.
— Нуу, — Бертон умудрился растянуть один слог на два. — Раз сколько себя помнишь, тогда, похоже, все в порядке.
— Понимаешь, раз он так сделал, то по любому зачем-то.
Эстра почесал руку и нахмурился, пытаясь скрыть облегчение, что Бертон перенес внимание с него на Эриха.
— Я его в кладовке запер.
Бертон встал и оттолкнул стул задней стороной коленей. Официантка старалась не замечать, как они втроем проходят через зал и исчезают в дверях с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА» — Бертон, за ним Эстра, последним хромает Эрих. Она даже стол начала убирать, только убедившись, что они точно ушли.
Кладовка могла вызвать приступ клаустрофобии и без всех этих полок и ящиков, делающих ее еще теснее. На боках кремовых биоразлагаемых коробок красовались зеленые наклейки, где указывалось содержимое и данные с дешевых одноразовых датчиков, детекторов гниения и целостности конструкции. Посреди крохотного пустого пространства стоял стол из ДСП, в котором смолы было едва ли не больше, чем дерева. За ним сидел Тимми, сверху на него светила диодная лампа, и тени от бровей скрывали его глаза. Он едва ли дожил до середины своего второго десятка, но рыжеватые волосы надо лбом уже вовсю редели. Был он крепкий, высокий, а его способность долго сидеть без движения нервировала. Он поднял глаза на троих вошедших и улыбнулся равно и другу детства, и профессиональному бандиту, которому доставил столько хлопот, и тонкому, с иголочки одетому мужчине, от которого сейчас зависело в его жизни все.
