Мы останавливаемся рядом с чудом техники, Анна лезет в коляску, меня кое-как запихивают следом. Рене расхаживает из стороны в сторону в волнении заламывая руки.
– Где же они? – без остановки повторяет она.
Проходит еще несколько минут, Анна, которая тоже всматривается в темноту, внезапно говорит:
– Кто-то бежит.
– Это Джейк. Почему он один?
Он подбегает к нам, бросает на меня быстрый взгляд и запыхавшимся голосом говорит:
– Заводи скорее! Надо валить отсюда. Я видел огромного Зверя!
– А где Ким?
– Ее схватили.
Нет, пожалуйста, нет! Надо спасать ее, но я даже не могу пошевелиться.
– Вернемся за ней? – спрашивает Анна.
Рене смотрит на меня. Я умоляющим взглядом пытаюсь показать ей, что мы не можем бросить Ким на произвол судьбы! Ее ведь могут убить! Или того хуже… Но Рене воспринимает мой взгляд по-другому.
– Нет. Их слишком много. Эффекта неожиданности не получится. Тут нужна подмога. Уходим.
Она заводит мотоцикл, раздается ужасный рев, я уверена, что сейчас сюда сбегутся все, кому не лень, и наконец прикончат нас всех. Но мы стартуем с места, если бы Анна не поддерживала мою голову, я разбила бы ее раз пятьдесят.
Мы приезжаем как раз вовремя, прямо как в старых фильмах. Вертолет уже висит над складом, какие-то люди цепляют ящики с кровью Зверя за тросы и поднимают на борт. Я вижу, как высокий мужчина несет на руках Миру, которая сейчас без сознания. Сердце обливается кровью от того, что мы бросаем Ким здесь. Я бы даже заплакала, если бы могла.
Как я оказалась в вертолете, я не помню, потому что наконец на меня опускается долгожданное забвение.
К моему большому сожалению, в отключке я пробыла недостаточно долго. Очнулась на полу вертолета, моя голова покоилась на коленях у Рене. И по мере того, как проходило действие той дряни, что вколол мне Тайлер, возвращалась моя способность двигаться. Но чем быстрее она возвращалась, тем быстрее я цепенела изнутри. Все время, что я провела в сознании, я думаю о Ким. Слова "мы бросили ее" яркими буквами горят в моих мыслях. Конечно, я не виню Рене, она сделала правильный выбор, спасла всех нас, принесла в жертву всего одного человека. Но от этого мне не легче. Как бы не было паршиво думать об этом, но я надеюсь, что девушка мертва. Одна только мысль о том, что над ней могут издеваться, или того хуже – превратить в холодную синеглазую убийцу, вызывает во мне тошноту.
Когда способность двигаться возвращается ко мне окончательно, я сажусь и спрашиваю у одного из мужчин, сидящих напротив:
