Они свернули налево, за сарай, и Аяна остолбенела. Она ожидала увидеть большую повозку, но за углом стоял настоящий небольшой дом на колёсах. На деревянных бортах, вернее сказать, стенах, выкрашенных в зелёный цвет, затейливо чередовались с нарисованными диковинными фруктами, овощами и травами неведомые Аяне животные, наименее странным из которых была лошадь с рыбьим хвостом вместо задней половины тела и витым позолоченным рогом во лбу.
Некрашеные, выбеленные солнцем и дождями доски плавно изогнутой крыши скреплялись ржавыми металлическими дугами вроде тех, которыми бондари опоясывают бочки, а сверху были закреплены два больших деревянных ящика, притянутые толстыми кожаными ремнями к железным ржавым крюкам на бортах.
Аяна сложила мешки и кемандже на лесенку фургона и обошла его, медленно ведя пальцами по забрызганным крупными каплями глины цветным рисункам. Кимат тоже тянулся к расписным доскам, издавая радостные восклицания.
С двух сторон повозки, скромно прикрывшись полураспахнутыми ставнями, прятались небольшие зарешеченные окошки, закрытые изнутри плотными тёмными занавесками. Облучок был до блеска отполирован, и маленькое окошко спереди тоже закрывала частая деревянная решётка.
Аяна осмотрела рисунки, обойдя весь фургон, и вернулась к мешкам в полном восторге.
– Вот такой он, наш дом, – улыбнулась Чамэ, отодвигая занавески. – Заходи.
Пространство, принадлежащее будто другому миру, случайно отсеченное от него штормом и прибитое, как брошенная лодка с грузом, в этом фургоне сюда, на постоялый двор, сомкнулось вокруг неё. Всю внутреннюю часть фургона заполняли необычные вещи, подсвеченные разрезанными решёткой лучами солнца. Сундучки, свёртки, жерди, рулоны холстов, тонкие доски, сложенные большие листы бумаги, какие-то огромные, пышные перья, круглые бумажные коробки стояли по углам, свисали с крючков, болтались под потолком и теснились на полках вдоль стен, заставляя гадать о своём предназначении. Запах пыли, лежалой ткани, застарелого пота, старой бумаги и жжёных трав для трубки перемешивался с ароматами благовоний Фадо, полыни, сухих цветочных лепестков и какого-то смолистого дерева, а ещё кожуры фруктов, которую Конда клал в свой сундук с вещами.
– Вот тут мы спим, – показала Чамэ на узкие откидные скамьи.
Скамей было четыре, и в одном из углов стояли свёрнутые рулонами тощие матрасы, накрытые сверху сложенными сероватыми простынями. Чамэ подошла к одной скамье и откинула её.
