Голый хлеб. Роман-автобиография | страница 21
– Знаешь, спать с женщиной, не целуя ее и не лаская ее грудь, это полная ерунда. Это не любовь.
– Да, но они позволяют все только взрослым, и то не всем, а только тем, кто их бьет.
– Да, это так. Но разве мы все еще дети?
– Они держат нас за малявок.
– Послушай, давай сегодня вечером пойдем к испанкам.
– Давай. Посмотрим, как занимаются любовью по-испански.
В испанском борделе одна женщина отказалась принять нас одного за другим:
– Uno solamente. Nada de dos[10].
Я сказал Таферсети:
– Они примет только одного.
– Тогда иди с ней. Если хочешь.
– Нет. Или пойдем вместе, или вообще не пойдем.
– Пусть катится ко всем чертям!
– Жаль! Она такая молодая и красивая.
– Да, но все равно, пусть катится подальше… со своей молодостью. Есть еще и покрасивей.
– Я знаю.
Мы обратились к другой, не такой молодой, но поспокойней. Она казалась доброй и красивой. Конечно, та первая, была красивой. Но на что нам презирающая красота?
– Что думаешь по поводу этой, Таферсети?
– Какая разница, если она согласна принять нас… Плевать я хотел на ту, которая нам отказала.
– А тебе не кажется, что эта немного толстовата?
– Не все ли равно. Попробуем, а потом сходим к другой.
Я сказал себе: «Красота мучительна. Это настоящая пытка!» Орел или решка.
Первому выпало идти Таферсети. Он заколебался.
– Нет, Мухаммед, иди лучше ты. Мы уже так привыкли. Сначала ты, потом – я.
Я вошел. Она позвала Антонио и попросила его принести полотенце и воды. Антонио был настоящий красавец. С подведенными глазами, накрашенным лицом, с выступающей, как у девушки, грудью. Брюки туго обтягивали его ягодицы.
Женщина повернулась ко мне и спросила:
– Разве ты ничего ему не дашь?
Я сунул ему в руку две песеты и протянул женщине банкноту в пятнадцать песет.
– Нет. Не сейчас. Ты же не собираешься убегать!
Она вымыла мне пенис теплой водой с мылом, сильно нажимая вдоль канала, разглядывая его опытным глазом. Марокканские девицы не были столь внимательны и осторожны. Мне было трудно не возбудиться, когда она держала мой пенис в своих руках.
– Eres fuerte! Eh!
Она разделась. Ее «штучка» не была выбрита. Волосы росли на лобке вплоть до самого пупка. Она не стала мыться. Странно! Она легла на спину, слегка приподняла ноги, сжимая ляжки. «Штучка» ее исчезла. Я подумал про себя: «Почему она ее прячет? Почему она не подмылась? Наверное, она очень чистая». Ее плоские груди напоминали две круглых хлебных лепешки. Она не держала меня пленником между ног, как это делала другая. Она лежала, распластавшись, точно русалка. Мне когда-то говорили, что пророка Иону проглотила какая-то рыба. Она скрестила ноги. Я увидел огромную щель. Для меня это была странная поза. Она позволила мне поцеловать ее в губы. Нежный рот. Сладкий запах за ушком.