— Добрый вечер, господин Айвазов.
— Заболоцкий? — не поворачиваясь. — Не скажу, что жутко рад.
Я с женой его много и страстно целовался, видимо, он меня так и не простил.
— Слышал, твоя местечковая конторка раскрутила это чудесное заведение. Неплохо, — прищуривается Айвазов, — народу тьма.
— Да, все верно. Это наш проект. А как дела у супруги?
— Еще раз про жену мою заикнешься — я тебе кадык вырву.
— Не допрыгнете, - ухмыляюсь, попивая пиво.
С тех пор, как я понял, что Айвазов без ума от своей бывшей, подкалывать его – сплошное удовольствие.
Айвазов уходит не попрощавшись, а я забрасываю горстку орешков в рот и, усевшись на высокий стул, разворачиваюсь к залу и откидываюсь на барную стойку.
Настроение отличное. Гости заведения довольны. Танцуют, пьют, знакомятся. Веселье полным ходом. Стриптиза здесь нет, но на пилонах танцуют девчонки, выделывая крутые, захватывающие дух пируэты. Замечательный субботний вечер и бутылка темного гринсборо.
Щелкнув пальцами, заказываю себе еще одно пиво.
Время течёт незаметно. Сначала классный видеоряд, затем крутая музыка. Становится все веселее и веселее.
Моя бутылка медленно пустеет и перед лицом возникает официантка с подносом, на котором лежит золотистый конверт.
Кручу его в руках.
— Господин Заболоцкий, для вас выкуплен приватный танец.
Удивленно шарахаюсь.
— Ничего себе, здесь даже так?
— Для vip-персон особые услуги.
— Избалуете, — ухмыляюсь, — стану постоянным гостем.
— Наше заведение открыто с шести вечера каждую пятницу, субботу…
— Ладно-ладно, понял.
Ну какой мужик в здравом уме откажется от приватного танца красивой девушки? Больной, влюбленный, женатый? Я ни под одну из этих категорий не попадаю. Так что, почему бы и нет?
— И что же, и твёрк будет? — смеюсь, уверенно следуя за официанткой.
— Извините, этого я знать не могу, — улыбается работница клуба, указывая нужное направление.
Возле серой двери с цифрой «шесть» девушка-официант разворачивается ко мне, протягивая красную бархатную повязку для глаз.
— А это зачем?
— Обычная практика.
Пожимаю плечами и натягиваю на глаза мягкую ткань, через которую, естественно, многое видно. Детский сад какой-то. Прохожу в комнату, плюхаюсь на стул, широко расставив ноги. Стоило отпраздновать тридцатичетырехлетие, чтобы в салочки начать играть. В комнате гаснет свет, начинает звучать орущая «Ан брейк май харт» начала девяностых. И вместо того, чтобы настроиться на чувственно-эротический лад, я сжимаю губы, едва сдерживая смех. Подписался на какую-то хиромантию.
