Посмеявшись от души, доктора вытерли слезы и обмахнулись платочками.
— Ох, давно я так не развлекался, — с придыханием сказал Мельхиор. — Весело у вас, ваше сиятельство, позвольте заглядывать к вам почаще, чтобы спасаться от хандры и меланхолии.
— Слушайте, ржаной хлеб и баранью печенку в пережеванном виде лучше отправлять в рот, а не на больное место, — заметил Николай Андреевич, все еще улыбаясь. — Вам не кажется, что это бездумная трата провизии?
Я смущенно ответил:
— Думаю, в нашей ситуации лучше использовать любую возможность выздоровления.
Доктора мгновенно перестали улыбаться и посерьезнели. Прохор встревоженно кашлянул и только Суворов продолжал глядеть на меня.
— Что такое вы несете? — злобно прошипел Гениш, а Векард подошел ближе, крепко схватил меня за локоть и потащил вон из комнаты.
Выйдя на лестницу, он отвел меня к окну, убедился, что вокруг никто не подслушивает и сурово спросил:
— Вы отдаете себе отчет, милостивый государь, в том, что вы только что сказали?
Это что же получается, они не знали о том, что их знаменитый пациент может умереть от болезни? Или, что еще хуже, знали, но намеренно скрывали? Во всяком случае, они тоже меня достали со своим профессиональным высокомерием и я не собирался с ними церемониться.
Я тоже оглянулся по сторонам и ответил:
— Я-то вполне понимаю, что говорю. А вот вы, именитые доктора, знаете о том, что Александр Васильевич умрет уже через месяц?
Векард чуть отодвинулся от меня и затаил дыхание. Я продолжал смотреть ему в глаза. Нет, они прекрасно понимали, что полководец медленно умирает в своей постели и молчали об этом, ломая перед ним трагикомедию бесполезного лечения.
— Мы не обсуждаем с посторонними методы лечения, — сухо сказал Векард. — И стараемся не давать никаких прогнозов на выздоровление. В каждом случае все происходит по-разному.
— В этом случае не будет никаких выздоровлений, — жестко сказал я. — Суворов умрет от гангрены и воспаления ран. И вы отлично об этом знаете.
— Это ваша точка зрения, милостивый государь, — ответил Векард. — Вы вольны рассуждать, как вам заблагорассудится. Мы же, лечащие врачи, не имеем права ни обнадеживать, ни печалить больного.
Хлопнула дверь, из комнаты Суворова вышел Гениш.
— Чего с ним церемониться? — спросил он, подходя к нам. — Вы понимаете, что вы там наговорили, сударь?
— Он прекрасно все понимает, — ответил Векард за меня. — И знает даже больше, чем мы, будто прибыл из будущего.
— Тогда пусть тащиться обратно и не мешает нам лечить пациента своими унылыми и дурацкими рассуждениями, — продолжал злиться Гениш, пристально глядя на меня. — Если на то пошло, самый тяжелый кризис в состоянии Александра Васильевича возник после того, как он снова попал в немилость у царя. Если вы такой всезнайка, идите к его императорскому величеству и попросите его простить князя. Может, тогда Александр Васильевич воспрянет духом и справится с болезнью?
