Таким образом, раздумывая о дальнейшем развитии событий, я шел, влекомый городовым и по ходу дела осматривал старинный Петербург. Полосатые будки стояли на каждом перекрестке. В них было круглое смотровое отверстие, откуда выглядывали бдительные лики городовых. Они одобрительно кивали коллеге, ведущему меня. Исходя из этого наблюдения, я наконец догадался, что очутился в эпохе Павла I.
Насколько я помнил, сей государь был приверженцем прусского образа жизни и восторгался Фридрихом Великим. Он ввел строжайшую дисциплину во всем. Если приглядеться внимательно, нынешний Петербург чем-то напоминал казарму. Помимо дам и господ, повсюду шагали военные патрули в мундирах и при оружии. Люди двигались скованно и поминутно оглядывались по сторонам. Если и смеялись, то приглушенно.
Мы повернули на перекрестке и пошли все дальше от канала. Прошли совсем немного. Я с удивлением поглядел на патруль, остановивший карету, запряженную шестью лошадьми.
— Ваше благородие, однакож нельзя вам шестерик запрягать, — внушительно говорил старший караула вельможе, сидевшему в карете. — Сами знаете, указ государя.
— Не может быть, — глухо отвечал господин. — Где это слыхано? Почему именно упряжка из шести лошадей? Почему не восемь?
— Сие мне неизвестно, вашлагородие, — говорил старший. — Извольте распрячь лишних лошадок.
— Ты погоди, — торопливо ответил барин. — Ты это, иди-ка сюда. Хочешь, покажу кой-чего?
И в его руках забренчали монеты. Чем закончилась эта история, я так и не узнал, потому как городовой слегка подтолкнул меня к двери в трехэтажном особняке. По обеим сторонам стояли часовые.
Внутри помещения не особо отличались от казенных учреждений нашего времени. Уж кому, как не мне, служителю сферы образования, знать, как выглядит бюджетная контора. Я сразу почуял запах бумаг, чернил, голых стен, бюрократии и уныния.
Городовой провел меня по узкому коридорчику и ввел в маленькую комнатку. За столом, сопя, развалился громадный и широкий квартальный комиссар и читал донесения. Казалось, он заполнил собой все помещение.
Рядом, уткнувшись носом в стол и сгорбившись, писарь корпел над бумагой. Он походил на гигантский наклоненный вниз вопросительный знак.
— Ты кого приволок, Паша? — спросил комиссар, оторвавшись от донесения и глянув на меня. — Что за птица нарядная такая?
На лбу у комиссара остался шрам от сабельного удара. Коротко стриженные волосы намокли от пота. Парик и шляпу он держал на столе.
