— Да, — сказала она. — Секс никогда не был для меня проблемой. Я всегда была… испытывала оргазм. До сих пор. С тех пор, как у меня появился этот кошмар, у меня не было оргазма с Мартином.
— Но у вас во сне был оргазм?
— Да, каждый раз.
— Вы боитесь, что какой-то аспект вашего прошлого разрушит ваше будущее.
Слова казались эхом, парящим над её головой. Это то, что означал сон? И если да, то какой аспект её прошлого?
Доктор Гарольд продолжал:
— Вы…
— Я не хочу больше говорить, — сказала Энн. — Я действительно не хочу.
— Почему?
— Я расстроена.
— Бывают моменты, когда расстраиваться полезно.
— Мне сейчас не очень хорошо.
— У вас много навязчивых идей, самая главная из которых — боязнь показаться слабой в глазах окружающих. Вы ассоциируете расстроенность со слабостью. Но это не так. Расстраиваясь, вы высвобождаете часть себя, которую скрывали. Это важный элемент эффективной терапии. Разоблачение наших страхов, высвобождение того, что мы прячем. Это помогает нам увидеть себя таким образом, чтобы мы могли понять себя. Когда мы не понимаем себя, мы не понимаем мир, людей вокруг нас, чего мы хотим и что мы должны делать — мы ничего не понимаем.
«Я понимаю, что мне нужно выпить», — подумала она.
— Я думаю, что для вас важно продолжать приходить сюда, — сказал он.
Она кивнула.
— Ещё один вопрос, тогда я отпущу вас на сегодня, — доктор Гарольд неосознанно погладил усы. — Почему вы уверены, что во сне рожаете Мелани? Вы сказали, что были очень больны и несколько недель после родов были едва в сознании. Что делает вас…
— Обстановка, — сказала она. — Всё, что я вижу во сне, это моё тело. Это почти как в кино, переходя от кадра к кадру. Я даже никогда не вижу себя по-настоящему, но я чувствую вещи и вижу вещи вокруг себя. Стены из шлакоблоков и земляной пол — это погреб в доме моих родителей.
— Мелани родилась в погребе?
— Да. В Локвуде нет больницы, только местный врач. У меня начались схватки рано, и был сильный шторм, предупреждение об урагане или что-то в этом роде, поэтому меня отвели в погреб, где было бы безопаснее.
— А эта странная эмблема, та, что на чаше, и та, что побольше, на стене, — вам что-нибудь в погребе напомнило об этом?
— Нет, — сказала она. — Это обычный погреб. Моя мама сама консервирует фрукты и овощи.
Доктор Гарольд положил блокнот и карандаш поперёк своего большого стола.
— Нарисуйте мне эмблему, пожалуйста.
Она чувствовала себя подавленной, и меньше всего ей хотелось рисовать. Она быстро обрисовала эмблему, искривлённый двойной круг на блокноте.
