— Не называй маму идиоткой.
— Я не называл ее идиоткой. Я сказал, что она вела себя как идиотка.
— Нет, ты назвал ее идиоткой.
— Не смей спорить со мной. Знаю, обстоятельства странные, но я все еще твой отец, а ты все еще мой сын. Пока ты живешь в моем доме и ешь еду, которую я покупаю, ты будешь уважать меня. Понял?
Джаред, казалось, понял, что перешел черту.
— Да, я понимаю. Я ждал этого так долго, что пришел в восторг. И не должен был резать ей шею. Мне очень жаль, пап.
Кен положил руку на плечо Джареда.
— Все хорошо. Мне не следовало огрызаться на тебя.
Шарлин не могла поверить, что стала свидетельницей этого идиотского проявления примирения отца и сына. Они выглядели так, словно собирались обняться, разрыдаться и сказать друг другу, как сильно любят друг друга.
— Я пойду посмотрю, как там мама, — сказал Кен. — Уйду всего на минуту, но ты можешь делать с ней все, что захочешь. Беру свои слова обратно — ничего сексуального. Все остальное пожалуйста.
Джаред поднял нож с пола.
— Могу я выколоть ей глаза?
— Если хочешь. Но это будет значить, что она не сможет увидеть, что будет дальше.
— Похоже, это было бы страшнее.
— Нет. Еще страшнее будет, если она будет видеть нож.
— Тогда, может быть, я выколю ей только один глаз.
— Делай, что хочешь. Только не прикасайся к Герти.
— Не буду.
— Веселись.
— Если ты хочешь сделать мне подарок на день рождения пораньше, то может быть оставишь меня здесь на час-другой.
— Тебе повезло, что у тебя всего минута. Может быть, даже меньше. — Кен подошел к дверному проему. — Ничего не делай, пока я не поднимусь наверх. Мы не хотим, чтобы соседи слышали нас.
Кен вышел, закрыв за собой дверь. Шарлин предположила, что это означало, что наверху также была дверь, блокирующая шум из подвала. Если бы она подождала, пока его шаги перестанут скрипеть, она бы поняла, что он открыл дверь наверху. И все же, если бы она позвала на помощь, единственное, чего бы она добилась, — вынудила бы их заставить ее перестать кричать. Это было то, что она приберегла бы для того, чтобы смириться с тем, что спасения нет, и захотела быстрой смерти. На данный момент она все еще думала, что они с Герти смогут выбраться из этого.
— Я лесбиянка, — сказала она ему.
— И что?
— Держу пари, у тебя никогда не было ни одной такой, верно?
— Нет. Не было. В этом как бы и весь смысл лесбиянства. Должно быть, у тебя не очень хорошо получается, если ты этого не знаешь.
— Я просто говорю, что такая возможность может больше никогда не представиться тебе. Как мне тебя остановить?
