К Маше подошла спасительница в белом халате и что-то ей объясняла, но девушка ничего не могла разобрать, как будто она находилась под водой, а люди на поверхности открывали рты и жестикулировали. Перед носом девушки трясли респиратором, а она смотрела на него, не выражая никаких эмоций. Из ее аппарата ИВЛ вылетела маленькая искра. Медсестра помогала ей надеть средство защиты и продолжала что-то говорить, но у Маши как будто уши заложило. Еще одна искра. Небольшая струйка дыма. Едва заметная.
Рука в белом халате потянулась и выключила аппарат от сети. Наконец, Машу вытащили в коридор. И тут она увидела, что тут уже лежат пациенты со всей больницы. Кто-то был совсем плох и смотрел остекленелыми глазами перед собой. К таким подбегали сотрудники больницы и подсовывали им кислородные маски, хлопали по щекам и проверяли, что никто не задохнулся, так и не очнувшись от глубокого сна. Кашель наполнил здание больницы. Хрипящий, свистящий, переходящий в крик.
Мария видела, как один мужчина встал на месте и стал ловить ртом воздух, как рыба. Вскоре упал без чувств. Еще несколько человек скатывались по стенке, хрипя и открывая рот. На полу валялись брошенные аппараты-убийцы. На них наступали врачи и пожарные.
Погибших в эту ночь закрыли в черные мешки. Мария наблюдала, как их провозят мимо палат в морг. Во рту до сих пор стоял привкус гари, легкие болели, кашель подступал, но от уколов, которыми всех обкололи после случившегося, сил кашлять не было.
Сегодня с фасада кофейни “Живой кофе” сняли вывеску. Проходя мимо, я остановилась, чтобы попрощаться. С этим местом у меня было связано много хороших воспоминаний. Здесь я отмечала пару дней рождения, десятки раз просто коротала тут вечера и, пожалуй, сотни раз – брала кофе с собой навынос. Цены тут были недорогие, а кофе – отменный, да еще и сдобренный фермерским молочком. По желанию посетитель мог добавить в напиток мед, варенье или сироп из малины, брусники, клюквы и смородины, а также кедровые орешки. К горячему кофе подавали блины, сырники и пироги. У входа гостей встречала большая тряпичная матрешка. Стены заведения украшала роспись под “хохлому”. В общем, тут было круто, самобытно и вкусно.
Сначала, больше месяца назад, убрали матрешку со входа. За стойкой в тот день был всего один человек, который продал мне два сырника с брусникой и медовый латте. Раньше в смене было сразу трое, и каждому клиенту они пели частушки. В этот раз молодой грустный парень рассчитал меня, молча отдал заказ и сразу стал натирать стойку антисептиком. Я ушла с ощущением, что мне чего-то не хватило.
