— Шагай. — Садык властно дернул за другой конец веревки…
Окровавленные, ободранные и грязные пленники тянулись за турецким войском, среди них шла и Эржебет. Конец ее поводка был привязан к луке седла Садыка, и первое время, пока она не приноровилась к шагу его коня, веревка больно врезалась в кожу, оставляя ярко-красные следы. Эржебет ощущала себя коровой, которую ведут на убой. Такой жалкой и слабой она еще никогда себя не чувствовала. Поражение, окончательный разгром — теперь она в полной мере осознала, что это такое. И поняла, что тогда ощущал сидящей в камере Гилберт. Черное, отупляющее отчаяние и горе…
«Прости, Гил, похоже, я впервые не смогу выполнить обещание и дождаться тебя», — подумала она, когда их процессия добралась до границ ее земель. И почему-то боль от этой мысли была едва ли не сильнее, чем боль от потери независимости.
***
Гилберт несся по коридору краковского замка, искрящийся злобой так, что все встречные жались к стенам, уступая ему дорогу. В голове его рокотом боевых барабанов стучала лишь одна мысль: «Эржебет проиграла. Эржебет захвачена Османской Империей. Моя Лизхен!»
Гилберт не мог этого вынести, бешенство бурлило в нем, точно зелье в ведьмином котле. Эржебет принадлежала только ему! Она была его идеальным соперником! Только он мог ее победить! Он жил в ожидании их новой встречи, мысли о ней придавали ему мужества, дарили терпение, чтобы сносить существование под властью Феликса. Он набирался сил, готовился, что однажды вырвется, станет свободным и вновь сразится с ней… А теперь все его мечты пошли прахом. Их разрушил какой-то сарацин, посмевший покуситься на его собственность. Посмел забрать Эржебет у него, Гилберта. Такого он вынести не мог. Он собирался сейчас же собрать свою армию и двинуть против Садыка. И плевать, что тот захватил Балканы, разгромил множество сильных стран и едва не покорил всю Европу…
— Эй, Гило, стоять! Куда ты сорвался, черт возьми?! — раздался сзади гневный окрик.
Гилберт стремительно обернулся — к нему подбежал Феликс.
— Что еще за выходки?! — выпалил он, едва перевел дыхание. — Мы с Торисом сидим, спокойно разговариваем, ты слушаешь, и вдруг вылетаешь из комнаты, точно ужаленный… Я, между прочим, не давал тебе разрешения уходить! Куда ты вообще собрался?
— В гробу я видел твое разрешение, — рыкнул Гилберт. — Я отправляюсь на войну с Садыком.
— Чего? — Феликс округлил глаза, стремительно бледнея. — Совсем сдурел? Последние мозги своим дрянным пивом залил? Ты же против него, что муха против тяжеловоза. Раздавит — и не поморщится! Ты его только разозлишь… И он придет мстить. Кому? Правильно, мне — твоему сюзерену! Нет уж, я не собираюсь из-за твоего безумия ссориться с этим жутким монстром! Я запрещаю тебе на него тявкать!
