— Гил! — окликнула его Эржебет, и голос задрожал от охвативших ее чувств.
Он встрепенулся, обернулся к ней, пару мгновений недоуменно смотрел, словно не узнавая. Затем в его глазах промелькнула радость, вспыхнул яркий живой огонек. Но стоило только Эржебет возликовать, как он тут же потух.
— А, Лизхен… Тоже пришла позлорадствовать? — На губах Гилберта проступила горькая усмешка. — Давай, скажи что-нибудь вроде: «Я предупреждала, что твоя гордыня до добра не доведет!». И посмейся… Как же, глупый Гил теперь сидит за решеткой, точно нашкодившая дворняга…
— Похоже, ты успел забыть — у меня нет обыкновения глумиться над друзьями, — раздраженно бросила Эржебет.
Ее уязвило и обидело то, что он так о ней думает.
— Тогда зачем ты сюда пришла? — хмуро буркнул Гилберт.
«Потому что я переживала за тебя! Потому что я хочу тебя поддержать!» — мысленно крикнула она, но произнести это вслух не смогла.
Вот так просто признать, как он для нее важен, было слишком сложно.
Однако Эржебет хотелось сказать ему что-то особенное, что могло бы вернуть огонь в эти рубиновые глаза.
— Знаешь, за те годы, что мы не виделись, мне тоже многое пришлось пережить, — начала она.
— Да, я слышал о монголах, — обронил Гилберт и почему-то смущенно отвел взгляд, словно извинялся за что-то.
— Их набег был ужасен, — признала Эржебет. — Но я смогла возродиться, смогла поднять с колен. И ты тоже сможешь! Нельзя отчаиваться и опускать руки. Ты же Великолепный Гилберт Байльшмидт, черт возьми! И, между прочим, ты еще должен мне поединок!
Он вздрогнул, изумленно взглянул на нее, Эржебет одарила его нахальной усмешкой.
— Быстрее выбирайся из этой дыры. Я буду ждать.
И в этот момент она, наконец, увидела то, что хотела увидеть — его глаза полыхнули ярким багрянцем, а на губах появилась та особенная улыбка, которая была лишь у него. Задорная, вызывающая, гордая.
— Не волнуйся, долго ждать не придется!
И Эржебет покинула Краков абсолютно счастливой…
***
После встречи с Гилбертом, пусть и такой мимолетной, Эржебет почувствовала подъем духа, все дела вдруг пошли на лад, мир вокруг заиграл яркими красками. Но день шел за днем, они складывались в недели, недели в месяцы и годы, а Гилберт все также оставался вассалом Феликса. Всю Европу лихорадило от Реформации, люди точно вдруг разом сошли с ума, и Эржебет, и Гилберта коснулась язва раздоров из-за веры. Хотя у Эржебет были проблемы и посерьезнее. У самых ее границ появился страшный зверь, алчно скалящий клыки: Османская Империя. Эржебет нутром чуяла, что этот враг будет пострашнее монголов и половцев вместе взятых. Те накатывали волнами и уходили, а Садык Аднан обосновывался в завоеванных землях прочно и надолго, неся с собой знамя ислама.
