— Как вас зовут?
— Фриц Циле.
— Почему не взяли испанское имя?
— Потому что я немец. Им и умру. Я был солдатом, мне нечего скрывать, за каждый свой бомбовый удар по русским готов отвечать перед любым трибуналом.
— А по американцам?
— Америка далеко, не дотянулись... Болтали о мощи, а как дело коснулось до удара, так сели в лужу...
— Отец состоял в партии?
— Конечно. Он старый борец, ветеран движения.
— Дружите с ним?
— А как же иначе? — пилот улыбнулся. — Он замечательный человек... Я преклоняюсь перед ним. Знаете, он готовил самолеты французам, которые шли из Байреса на Дакар... Очень любил одного пилота, Антуана Экзюпери, нежен, говорит, как женщина, и смел, как юный воин... Отец работал с ним по заданию, надо было понять, не военные ли открывают эту трассу под видом пассажирских самолетов, рейхсмаршала это очень интересовало, вот отец и получил указание с ним подружиться... Отец говорит, он книжки какие-то писал, этот Экзюпери, не читали?
— Даже не слышал.
— Очень много рассказывал, доверчив, отец говорит, как ребенок, ничего не стоило расшевелить... Пьяница, конечно, как все французы... Бабник... Отец пытался найти его в концлагерях, думал, сидит после поражения Франции... Так вот он рассказывал папе, что высшее наслаждение лететь через океан одному, ты, небо и гладь воды... Я его понимаю, в этом что-то вагнеровское, надмирное... Странно, что это мог почувствовать француз...
— А Гюго? — усмехнулся Мюллер. — Бальзак? Мопассан? Золя? Они что, не умели чувствовать?
— Я не люблю их. Они пишут как-то облегченно. А я предпочитаю думать, когда читаю. Я люблю, чтобы было трудно... Когда мне все видно и ясно, делается неинтересно, словно обманули. Писатель особый человек, я должен трепетать перед его мыслью...
— Он должен быть вроде командира эскадрильи, — вздохнул Мюллер.
Фриц обрадовался:
— Именно так! Необходима дистанция, во всем необходима дистанция! Иначе начинается хаос...
«Откуда в нем эта дикость, — подумал Мюллер. — Не вступал в НСДАП, оттого что не нравилась истерика на собраниях, значит, что-то чувствовал, самостоятелен. Почему же такая тупость и чинопочитательство, когда заговорил о писателе? Тебе это не по нутру? — спросил он себя. Не лги, тебе это очень нравится, а особенно то, что мы летим над безлюдьем, ни одного дома, какое же это счастье — одиночество...»
— Знаете, а было бы славно, долети мы с вами до этой самой Виллы Хенераль Бельграно без ночевки на промежуточных пунктах...
