Чарльз Буковски: Интервью: Солнце, вот он я / Сост. Д. С. Калонн | страница 87
Вы много переписываете из того, что у вас выходит сначала, или же оно остается тем же, каким появилось на свет?
Раньше часто само собой выходило. Теперь я обычно немного переписываю, особенно наутро, если вечером пишу пьяным. Вычеркиваю целые строки или абзацы, а когда трезвею, могу вставить новую строку. Укрепляю текст. Не думаю, что я ему этим помогаю. Раньше мне бывало очень стыдно переписывать. Понимаете, оно таким уже вышло, значит, должно быть чистым, что ли. А теперь я говорю: «Ну, вышло чуточку нечистым, помощь ему не повредит» — и несколько переписываю, но не очень, потому что я ленивый, ага, ленивец царя небесного. Нет, не божий ленивец, а просто очень ленивый человек.
А так ли писательство связано с тем, что вы делаете и переживаете? Настолько, что вы не видите одного без другого? Если «нет переживания», «нет особого события» — значит не будет и написанного?
Мне нужно продолжать... я понимаю, о чем вы... нужно жить дальше, чтобы писать. Я не могу подняться на вершину горы и смотреть оттуда вниз, наблюдать. Мне нужно обжечься, чтобы писать, нужно самому впутываться. А это значит — женщины, тюрьмы, разные странные места, понимаете, — что угодно. Я должен все попробовать, а уж потом писать. Нельзя терять контакт. На одной памяти я не могу работать.
Стало быть, вы переводите жестокую, непосредственную часть опыта?
Любой опыт обычно жесток или неприятен. Это во мне циник говорит. Нет, реалист. Ладно... (Смеется.)
Если вы пишете рассказ сразу после какого-то переживания, это и есть у вас самое интенсивное занятие? Или интенсивным оно становится после воспоминания? Потом вы не чувствуете потребности добавить что-нибудь помимо того, что было на самом деле?
Я же говорю, я немножко жульничаю — делаю ярче. Все, может, по большей части и правда, но я же не могу не приукрашивать, искры не добавлять. Идея-то в том, что рассказ не обязательно обо мне. Он может быть о том, что могло случиться или... (смеется) должно было случиться. И я туда это вставляю. Мне тогда очень хорошо. В каком-то смысле жульничество, а в каком-то, по-моему, нет. Даже если я пишу от первого лица. Ну то есть пошли они к черту, эти недоумки. Я все рассказываю в точности как было. Большинство писанины — такая скукотень. Мне кажется, ее надо вытягивать.
Можно я тогда перефразирую вопрос...
Валяйте. Ставьте свой капкан! (Смеется.)
Ладно. Сначала вы сказали, что пишете автобиографично...
Я сказал — по большей части.