На пляс Пигаль в ту пору собирались безработные музыканты, выпрашивавшие ангажементы. Освоив игру на гитаре, я околачивался там, в ожидании, чтобы кто-нибудь поманил меня пальцем — поиграть в субботний вечер на танцах. Мы подолгу торчали там. Отец подталкивал меня, подсказывал, куда податься; поскольку у него было неплохое положение, ему довелось работать во всех ночных клубах в районе Пигаль. Я в ту пору только играл на гитаре — впрочем, без особого блеска, так, ритм-гитара... Есть четыре категории музыкантов, о чем я тогда не подозревал: неудачники без шанса на выигрыш — ждут стоя; те, у кого есть более-менее стабильная работа, дожидаются, устроившись за столиком в кафе напротив; затем знатоки, или те, кто казались мне таковыми, эти сидели в кафе чуть дальше. Там бывали саксофонист Андре Эйкян, пианист Лео Шуляк... А еще были суперспецы, эти показывались крайне редко, они работали в студиях звукозаписи. Я-то был готов сыграть все, что угодно: пасодобль, танцы-шманцы, я даже пел по-испански...
Я считаю, что мои выступления в барах для меня были своего рода артистической школой. Знаете, как здорово играть в барах! Мне очень нравилась местная публика. А впрочем, в ту пору для меня главным было зарабатывать деньги, и вскоре я выпустил первый диск. Если честно, я был страшным снобом.
Пианист в баре — это лучшая школа. Мой репертуар простирался от Лео Ферре[222] до Шарля Азнавура[223], включая Кола Портера, Гершвина, Ирвинга Берлина или Мулуджи[224] («Как маленький мак»). Так и вижу, как распеваю «Лестницы Бют де Шомон нищим даются непросто», поглядывая, как богачи ковыряют омаров, все как один во фраках... Я зарабатывал по две тысячи старыми за ночь... Две тонны! Но я уже заразился снобизмом: я уже не играл нон-стоп, время от времени я имел право на перерыв. Так вот, я направлялся к барной стойке и заявлял: «Теперь я клиент, мне, пожалуйста, шампанского. Сколько я тебе должен? Две тысячи? Изволь...» Я был доволен, вот идиот... Более того, меня распирало от гордости. Как-то вечером я играл на фортепиано, и какой-то тип дал мне один франк. Тут я со всем присущим мне высокомерием встаю и говорю ему: «Сударь, я не музыкальный автомат!»
В 1959 году Гензбур выпускает альбом Le claqueur de doigts. На конверте изображен он сам, с пистолетом двадцать пятого калибра и букетом алых роз.
Мне кажется, этот альбом стал революционным для вас, для вашего стиля. У вас появились многочисленные джазовые и просто танцевальные композиции. Вы намереваетесь работать в этом направлении и дальше?
