С. ГЕНЗБУР: Это ты здорово подметил! Обнаженность... Для этого надо отрегулировать свет, ну и позы: есть девчонки грациозные и не очень. Есть задницы красивые, завораживающе-нагловатые, а есть угловатые. Угловатая девчонка заслуживает особенного подхода... но с другой стороны.
БАЙОН: Разговор о заднице привел нас к гейской теме.
С. ГЕНЗБУР: Yeah, man[216].
БАЙОН: Мы не могли к этому не прийти. Это будет концом конца. Ты уж постарайся, хорошо?
С. ГЕНЗБУР: Это — да, это...
Педаль
БАЙОН: Итак, начнем так: первый раз, когда ты официально стал считаться геем, это было в день твоей смерти, в газете.
С. ГЕНЗБУР: Да, в «Либе»[217]. Я был мертв.
БАЙОН: Ты там объявлял, что умер в окружении целой стайки порхающих отроков.
С. ГЕНЗБУР: Я уже и сам не помню. Ах да! У меня были галлюцинации, и это было хорошо. Очень красивая газета.
БАЙОН: С тех пор, похоже, это усугубилось...
С. ГЕНЗБУР: Усугубилось что? В смысле количества? Опять цифры? Ноль, два, три, ноль и точка... Что это значит?
ВАЙОН: Ну, ты изменился...
С. ГЕНЗБУР: Да, я изменился. Я не буду тебе рассказывать... нет, я буду рассказывать, но только без всяких «усугубилось»!
БАЙОН: Нет, нет! «Усугубилось» — это только для того, чтобы взбодрить читателя.
С. ГЕНЗБУР: Ну, если это для печати... Ладно. На самом деле я стал это воспринимать спокойнее.
БАЙОН: А?
С. ГЕНЗБУР: Жизнь такая пластинка... (Молчание.)
БАЙОН: Давай же...
С. ГЕНЗБУР: Нет, но... Я хочу услышать твои предположения.
БАЙОН: Ну же! Если ты не скажешь, то это пропадет. Так что ты стал воспринимать спокойнее?
С. ГЕНЗБУР: Спокойнее после того, как... меня пропердолили. Я считаю, что мужик не может трахаться, если он... Он не может себе представить, что такое конец, если не почувствовал конец в себе самом. То есть проанализировать, что такое вставка, он сумеет только после того, как ему самому вставят... Только так он поймет, что может чувствовать девчонка, чувствуя в себе такую странную и такую суровую, с дизайнерской точки зрения, штуку. Хорошо трахаться не сможет тот, кто не был и шпагой, и ножнами.
Хорошо трахаться — это значит побывать и мужчиной, и женщиной. То есть, я уже об этом говорил, не только практиковать онанизм посредством другого лица, но еще и понять, что за таинственный предмет этот конец, этот штырь.
Конец нам был дан, и мозг орошен кровью. Если все дело только в крови, то ничего не получится. Если это всего лишь орошение кровью, то это остается чем-то скотским, свинским; а ведь это туда и сюда, туда и оттуда. Значит, нужно побыть женщиной, чтобы понять. Вот. Попробовать. И перейти грань, любить только это, если... если есть обоюдная эякуляция.
