С. ГЕНЗБУР: Я ничего не понимал, ничего.
БАЙОН: И до какого возраста продолжалась эта невинность?
Проституция
С. ГЕНЗБУР: Итак, в семнадцать лет я увидел в районе Барбес одну шлюху.
БАЙОН: И ты потерял девственность? У проститутки?
С. ГЕНЗБУР: У проститутки с Барбеса. Там было пять девок, и я страшно комплексовал. А в Барбесе потому, что я был на полной мели. И те несколько монет, которые у меня были, я наверняка стащил у мамы.
БАЙОН: А сколько это стоило?
С. ГЕНЗБУР: Да какая разница! Десятку? И потом там была целая шеренга. Все видные, как на полотнах... Делакруа, когда он изображает девок из борделя. Там были очень красивые девушки, а я выбрал самую... — это от страха — самую уродливую. Но наверняка самую приветливую. А еще я помню — она уже наверняка умерла, бедная девочка, — закрытую дверь и свой панический ужас. Ой, бля-а-а!
А потом я внедрился в это... противное. Похожее на устрицу. Теплое. И еще подумал: «Какая мерзость. Что я здесь делаю?» Это было совершенно отвратительно.
А потом, значит, вернулся в отчий дом, заперся в сортире и давай дрочить.
БАЙОН: Ты хочешь сказать, что у шлюхи ты так и не кончил?
С. ГЕНЗБУР: Кончил.
БАЙОН: А-а, так дома ты снова начал?
С. ГЕНЗБУР: Ну конечно, потому что хоть я ей и спрыснул, но все это мне казалось... фу! Ведь в двенадцать лет такое...
Зоофилия
С. ГЕНЗБУР: В двенадцать лет я нашел собачку, маленькую сучку, и вот как-то, я бы сказал инстинктивно, я был с ней в поле, такая маленькая симпатичная шавка, я взял, уж не помню, мизинец или безымянный палец, и ввел ей в... Это место мне показалось таким нежным!
Не знаю, сумел ли я найти такую же нежность в женщинах. Она была так нежна... Ни малейшей складки. И потом собачонка бросала взгляд назад, ей было приятно. Ну вот, и я попробовал втиснуть туда свой конец, но... Я был еще мальчишкой, и у меня не стоял. Она была такая миленькая, эта сучка. Имя ее я так и не узнал.
БАЙОН: Имя?
С. ГЕНЗБУР: Неважно. Итак, этой симпатичной шавке было приятно. Но больно! Это правда. Коже было больно, внутри... и я это запомнил. Это было само совершенство. Но довольно узко. Чтобы ей ничего не поранить, я воткнул не большой палец, а, наверное, все-таки мизинец.
БАЙОН: Дополнительная деталь: в каком возрасте ты начал пить?
С. ГЕНЗБУР: Но я не вижу никакой связи с...
БАЙОН: А я вижу.
Пьянь
С. ГЕНЗБУР: Я начал пить в армии.
БАЙОН: От тоски?
С. ГЕНЗБУР: Нет. Обстановка тюремная. И феодальная. Так что это не от тоски — от обиды. Отказ в увольнительных. Я начал пить. И закончил совершенно спившимся солдатом. Мне было двадцать лет... значит, в двадцать один год — алкоголик.
