. Мартин Кароль завещала похоронить себя со всеми своими украшениями. Так ее обнесли. Причем грабители особенно ничем не рисковали.
БАЙОН: Другой мерзкий вопрос: твою могилу осквернили? И тебя самого?
С. ГЕНЗБУР: В смысле меня трахнули?
БАЙОН: Некро... фагия.
С. ГЕНЗБУР: Нет. Некрофилия. Некрофагия — это когда мертвых едят.
БАЙОН: Именно это и произошло?
С. ГЕНЗБУР: Надо же что-то оставить и моей собаке!
БАЙОН: Ты захватил для нее кость: она должна быть довольна...
С. ГЕНЗБУР: Да, она меня любила. Она любит мои кости, мою кость.
БАЙОН: Не кажется ли тебе, что это несколько жестоко?..
С. ГЕНЗБУР: Это как любовь. На самом деле любовь — это жестко или мягко. Сырые птицы нам нравятся своим пением, вареные — своим мясом. То же самое со смертью. Следует быть «сырым» или «вареным».
БАЙОН: А кстати, ты еще на что-то способен там, на глубине шести футов?
С. ГЕНЗБУР: Шести футов? Нет... На глубине двух-трех километров. Я все еще спускаюсь. Чем глубже я спускаюсь, тем больше плотность. Я даже не знаю, опустился ли на дно «Титаник»... Такая густая плотность, что один сантиметр проходишь за...
БАЙОН: Целый век!
С. ГЕНЗБУР: Нет. Не за век. За... Очень долго...
БАЙОН: Значит, сейчас, когда мы говорим, ты еще не достиг дна?
С. ГЕНЗБУР: Нет, я не достиг дна. Я двигаюсь медленно. Это как замедленное движение в кино...
БАЙОН: Кстати, а почему для смерти ты выбрал именно этот момент?
С. ГЕНЗБУР: Потому что... я себе сказал: «That’s enough... That’s enough...»[102] (Голос едва слышен.) А потом у меня перестал вставать. Ха-ха-ха!
БАЙОН: В девяносто втором?
С. ГЕНЗБУР: Нет. Это неправда.
БАЙОН: Значит, выстоял до конца! Совсем как...
С. ГЕНЗБУР: О нет! Только без сравнений! И без равнения на кого-либо!
БАЙОН: И последний, главный вопрос: как отреагировал твой кишечник?
С. ГЕНЗБУР: Отдал все!
БАЙОН: Красиво. На этом, пожалуй, и остановимся. Или нет. Еще один вопрос, чтобы тебя как-то встряхнуть: ты собой удовлетворен?
С. ГЕНЗБУР: Смотря в чем... Фактор «уда» — это одно, фактор «в лету творен» — другое[103].
БАЙОН: Ай-ай-ай! Закончить будет непросто. Возможны два конца. Может быть, поменять местами; сначала «тлетворен»[104], а потом «кишечник»...
С. ГЕНЗБУР: М-да-а-а. Кишечник. Я сделал под себя. Кстати, глагол «делать» — наиважнейший. Ведь говорят: «я делал музыку», «я делал фильмы», «я делал фотографии». А что мы говорили, когда были маленькими? «Мама, я сделал ка-ка».
