Дед Фишка [издание 2-е] | страница 32

В ту же минуту дед Фишка услышал голос поручика:

— Унтер, пристрели вон того, крайнего!

Где-то рядом щёлкнул одиночный выстрел.

Больше дед Фишка ничего не слышал.

Когда он очнулся, над ним сияло звёздное небо и ветер с шумом проносился над безлюдными полями.

Он поднял голову, осмотрелся и на четвереньках пополз через похолодевшие трупы расстрелянных.

В березняке он поднялся и, придерживаясь за ветки, попробовал идти. Сознание, что он движется, наполнило его радостью, и всем своим существом, каждой частичкой своего истерзанного тела он ощутил, как хорошо быть живым. Сухие губы его раскрылись, и на лице появилась скупая улыбка.

Дед Фишка сделал несколько шагов ещё, но голова у него закружилась, ноги подкосились, и он упал на подмёрзшую, каменистую землю.

Партизаны ждали деда Фишку с часу на час, но он не вернулся ни ночью, ни утром. Тогда стали гадать, что могло с ним случиться.

«Ночью ничего не узнал, а показываться на селе днём опасно — вот и сидит, вечера ждёт», — говорили партизаны.

Матвей молчал. Нехорошие предчувствия теснились в его душе. Не походило всё это на старика. Был он на слово строг и обещаниями никогда не бросался.

Так в ожидании прошёл весь день.

Вечером Матвей приказал Архипу Хромкову послать двух конных разведчиков полазить по тропам, по дорогам вокруг Сергева, понаблюдать за селом.

На рассвете разведчики возвратились. Наблюдения их были скудными, ребята оказались робкими, и Матвей как следует отчитал их. Ночью в разведку отправился сам Архип Хромков.

Но всё прояснилось неожиданно, ещё до возвращения начальника разведки.

Для завершения кое-каких хозяйственных дел на стоянке армии, у Светлого озера, Матвеем была оставлена небольшая команда под началом старика Петра Минакова.

В полдень старик явился к штабу самолично. Заслышав крик Петра Минакова, вступившего в пререкания с ординарцами, не допускавшими старика к командующему, Матвей вышел из шалаша.

Минаков спорил с ординарцами, а позади него стояла Маняшка Дубровина.

— С недоброй я вестью, — дрогнувшим голосом сказал старик, подходя к командующему, и снял шапку. — Вчера в Сергеве расстреляли деда Фишку. Спроси-ка вон дочку Степана Дубровина.

У Матвея от этих слов потемнело в глазах. Будто сквозь сетку измороси или сумрака, поплывших перед его взором, он увидел Маняшку, нерешительно приближавшуюся к нему.

Круглое лицо девушки было пунцовым от смущения, а в карих с блеском глазах её стояла мука. Никогда в жизни Маняшка не говорила с Матвеем, но уж кого про себя она почитала — так это его.