— Где мама?
— Наверху. Разговаривает с портнихой.
— Спасибо, — хочу проскочить, но меня ловят под локоть, тормозя.
— Ммм, — нюхают меня на расстоянии. — Пахнешь все так же вкусно.
— Зато ты так и не отмылся от своей смердящей вони, — резко вырываю руку, отталкивая его и спешу к лестнице. Две минуты в родном доме, а мне уже хочется сбежать куда подальше. Лишь бы больше никогда не переступать его порог.
Поднимаюсь на второй этаж и сворачиваю по широкому фешенебельному коридору налево, идя на голос. Да. Все так и есть. Нахожу кого искала в моей бывшей комнате. Портниха с булавками колдует над вечерним платьем в пол, надетым на безголовый манекен, а маман раздает команды. Как всегда.
— Подол нужно ушить еще на пару сантиметров. Но кант оставить. И пустить на рукавах кружева как на талии. И что это за непонятная свисающая сопля на горловине? Убрать.
— Сделаем, — покорно кивают с иголками в зубах.
Меня замечают в отражении стационарного трельяжа. Мамаша оборачивается, показывая миру выкрашенные в блонд кудри и замученное многочисленными инъекциями лицо. Если ее дружок пытается стариться, то она наоборот — всячески молодится. Чтобы их разница в возрасте не так сильно бросалась в глаза.
— Наконец-то сподобилась явиться. Что за убогость на тебе?
Еще одна выискалась. Ладно, согласна. Это не «Эскада» и не «Изабель Марант», но Льюисам сейчас тоже как бы слегка обидно.
— Я пришла. Что от меня требуется? Давай скорее разделаемся со всем и мои убогие тряпки не будут больше осквернять своим видом сей дворец.
— Не дерзи. Примерь платье. Если окажется не по размеру, Лена успеет его перешить для благотворительного вечера.
Благотворительный, чтоб его, вечер. Сборище зажиточных лицемеров и лжецов, куда я обязана пойти, чтобы держать перед обществом марку «благополучной семьи». После громкого скандального развода это как никогда первостепенно для матери. Репутация для нее всегда была важнее всего. Даже дочери.
Бросаю короткий брезгливый взгляд на то недоразумение, что для меня приготовили.
— Я это не надену.
— Еще как наденешь. Это натуральный шелк.
— Да хоть шкура мамонта. Оно розовое. Мне что, десять?
— Прекрати огрызаться, — маман ненавидит когда я перечу ей в присутствии посторонних. Хотя, если честно, и наедине она этого тоже не приемлет. С ней работает только один принцип: соглашайся во всем и не забудь благодарить за оказанную мудрость. — Молча пошла и переоделась!
Собираюсь и дальше качать права, но благоразумно решаю, что оно того не стоит. Всем будет спокойней, если сделать что велено. Быстрее начнем, быстрее закончим. Поэтому послушно ухожу с сунутой мне тряпкой в прилегающую к спальне ванную и возвращаюсь уже похожая на поросенка. Или зефир. Кому как предпочтительнее думать.
