В ту же ночь, когда я, засидевшись за интересной книгой до поздна, наконец загасила лампу и закрыв глаза блаженно обняла подушку, намереваясь заснуть, в комнате напротив раздался сначала мучительный стон, а потом какой-то грохот. Испуганно сев на постели, поняла, что сон у меня как рукой сняло. Выпрыгнув с кровати, тихонько подошла к дверям и приложив к ним ухо прислушалась. Спустя пару минут в комнате графа снова прозвучал то ли стон, то ли рык, наполненный болью и каким-то отчаянием. Я закусила губу, не представляя себе, как можно оставить такое без внимания, как того требовала от меня Авитэль. Затем последовал еще стон, и еще, и я нервно затарабанила пальцами по двери, не зная, что мне делать, поскольку мужчине явно было плохо, или очень больно или еще черт его знает, что с ним там творилось. Пока я стояла и сомневалась, из комнаты послышался звон падающего графина и снова тяжелый стон, говоривший о том, что тому, кто его издавал, приходится очень и очень несладко. «Да к черту эти ваши правила. Выгонит так выгонит», – пронеслось у меня в голове и толкнув дверь я направилась в комнату графа. Едва только я показалась на пороге, как он взревел:
– Выйди отсюда к черту!
Я немного опешила и, наверное, так бы и сделала, как он сказал, но в его голосе было столько отчаяния, что я, проигнорировав зов своего здравого смысла, подошла к мужчине, который сидел на краю кровати, склонив голову и тяжело дыша.
– Ваша светлость, – тихо сказала я, дотронувшись к его обнаженному плечу.
– Ты что-то не поняла? – гаркнул он на меня, дернув этим плечом так, что я испуганно убрала руку.
– Поняла. Но пока вы не скажете, что с вами, я не уйду, – поборов дрожь в голосе сказала я, прекрасно понимая, что сердился он в этот момент лишь потому, что не хотел выглядеть сломленным болью в моих глазах.
Мужчина промолчал, лишь только застонал глухо, сведя лопатки за спиной так, словно по его телу пробегала судорога. Переведя взгляд на его спину, я заметила два длинных шрама, которые остались на месте некогда прекрасных крыльев, которыми так гордились все фэйри. Покачав головой, я поняла, что так мучило этого сильного мужчину по ночам.
– Фантомные боли, – тихо прошептала я, прикоснувшись пальцами к шрамам. – Они болят…крылья. Крылья, которых нет, – я осторожно залезла на кровать позади него и проговорила, – отец как-то потерял палец на корабле, когда зажало ногу было в трюме во время шторма. Пришлось ампутировать. Он всегда говорил, что он у него болит так, словно он его и не терял. Врач назвал это фантомными болями. Мне название таким зловещим показалось тогда, поэтому я и запомнила. Еще врач тогда сказал папе, что пока он не примет потерю пальца, то он будет беспокоить его бесконечно долго. Так и вы. Пока не смиритесь с их потерей, то будете страдать.
