В 1953 или 1954 году мы с отцом посетили те места. Семейное кладбище давно уничтожено, и там проходит проселочная дорога. Но дерево стоит. Это старый дуб в два обхвата. Отец показал нам то место, где были похоронены его родители. Мы постояли, обнажив головы. Затем поехали на противоположный, правый берег. Отец легко обнаружил пепелище фамильного очага, и тополя, окружавшие дом, и яблоневый сад, сильно постаревший, но все еще прекрасный.
— Мне казалось, что я остался один в целом свете, — говорил отец, опершись на плетень. — Что делать с сестрою и братом? По обычаю их взяли на воспитание ближайшие родственники, а я поклялся никогда не оставлять их без внимания… Случилась еще одна беда, меня отчислили из семинарии якобы потому, что «не подходит климат». Все мои попытки перевестись в другие училища не увенчались успехом. Учеба моя кончилась. Предстояла самостоятельная жизнь, полная для меня таинственности, предстояла работа, к которой я не был подготовлен. От отца мне досталась лошадка. Я часто садился на нее и отправлялся на берег моря, чтобы поразмыслить и решить, что же мне делать. У меня был дом, целое хозяйство. Кто же будет работать в нем, кто будет пахать и сеять? Много было неясного… Спустя некоторое время я поехал в Сухум. Увидел школу. Мне стало грустно. Не колеблясь, постучался я в знакомую дверь смотрителя…
Александр Кривицкий пишет: «Дмитрий Гулиа, ставший потом народным поэтом Абхазии, придумал для своего народа азбуку». Над азбукой Гулиа работал вместе с Мачавариани весь 1891 год. Прежде всего был создан алфавит. В основу его положили усларовский, а также бартоломеевский. В общем изменения оказались не очень большие. Но надо было решить, какому языковому наречию должны по. всем пунктам удовлетворять новый алфавит и новый букварь.
Семнадцатилетний Гулиа оказался усидчивым и энергичным. Этот крепыш мог целыми днями спорить, обосновывая неприемлемость того или иного знака. Мачавариани плохо знал абхазский и в этом отношении всецело доверялся Гулиа.
Еще Бартоломей принял за основное наречие так называемое абжуйское (кодорское) в отличие от северного (бзыбского). По-видимому, не было никакого основания пересматривать это решение. Для абжуйского наречия и был составлен алфавит. В нем было пятьдесят четыре знака, и каждый из них соответствовал определенному звуку. По сравнению с предыдущими он был чуть попроще. Дмитрий записал несколько текстов и читал их своим землякам в Адзюбже. Крестьяне были поражены: молодой Гулиа, сын Урыса, смотрит на бумажку и произносит слова по-абхазски. Это было удивительно! Но когда Дмитрий прочел записи народных песен о Гудысе и Озбаке, восторгу односельчан конца-краю не было.
