Я почти чувствую себя за водительским сиденьем той машины, глядя в воду. Я покажу ей, думала бы Ведьма за секунду до того, как нажать газ.
Но есть ещё что-то, я уверена. Радость Ведьмы от её действий нельзя представить и простить.
Но я добралась до сути. Я знаю, что ей движет. Но её бесконечная злоба — это боль, от которой нет лекарства, неважно, сколько вселенных она разорвёт в клочья.
Может быть, когда придёт время, я смогу использовать это знание против неё.
Я уже понимаю, что мне нужно начинать бороться каждый раз, когда для этого есть возможность.
— Мам? — Кричу я, направляясь к её спальне. Я провела несколько часов, обдумывая это. Небо начинает светлеть, говоря о скором рассвете. — Мам, вставай.
Из-а двери я слышу, как она бормочет:
— Маргарет? — Я принимаю это за разрешение и вхожу. Увидев её комнату в таком состоянии, я жалею об этом. Она пахнет нестираным бельём, и на другой стороне кровати, где спал бы папа, лежит гора почты, смятые носки и пара использованных бумажным тарелок. Мама садится, почёсывая голову. — Милая, что случилось?
— Мама, ты производишь исследования в области параллельных измерений, так? Других квантовых реальностей?
Она хмурится в ужасе.
— Я.… ты знаешь, я в академическом отпуске…
— Но это твоя область исследований. Так?
— Конечно, она была… Мы с твоим отцом вместе работали над этим, — теперь она раздражена. — Зачем ты разбудила меня…
Она обрывается, когда я тянусь к цепочке у меня на шее и вытаскиваю Жар-птицу.
— Я не твоя Маргарет, мама. Я из другого измерения.
— И что это такое?
— Посмотри на это, мама, — я сажусь рядом с ней на кровать. — Посмотри на Жар-птицу и скажи мне, что не ты это сделала.
— Что за… — её рука смыкается вокруг кулона, а рот открывается.
— Ты уже изобрела Жар-птицу в нескольких измерениях, — из-за недостатка времени я придерживаюсь самого простого объяснения. Я не знаю, сколько мама может осознать за один раз. — Я путешествовала по нескольким из них, и Жар-птица привела меня сюда. Она привела меня к тебе.
Мама ничего не говорит. Она просто изучает её, не говоря ни слова, но потом она начинает производить звук, который должен быть плачем. Но потом мама смотрит на меня, и она смеется.
— Мы это сделали, — говорит она со слезами на глазах, и на её лице расползается огромная улыбка. Какой бы она ни была сейчас потрёпанной, она снова стала мамой. — Генри и я. Мы это сделали.
Я крепко обнимаю её.
— Лучше тебе поверить, что сделали.
К концу завтрака я рассказала маме самое необходимое. Хотя мы обе истощены от недостатка сна, я вижу, что мама снова бодра, какой она не была с тех пор, как умерли папа и Джози.
