— Да, насколько я знаю.
— Убедите ее уехать из России.
— Вы думаете, они способны ее арестовать?
— Они на все способны. Она была со мной в театре. Они обещали ее не трогать, если я все подпишу. Но, если я откажусь, они до нее доберутся.
— Хорошо, я ей передам.
— Убедите! Пока она в России, я не буду ни от чего отказываться.
— Дамир, вам грозит смертная казнь.
— Я понял. Давайте так. Я сейчас вам все подпишу: заявление о пытках и отказ от показаний, но вы дадите этому ход только после того, как она уедет. Скажите ей об этом, может быть, это ее убедит.
— Хорошо.
— И пусть не пишет мне напрямую, это для них повод вспомнить о ней. Пусть пишет только через вас, пока не уедет.
— Да, хорошо.
— Вы смотрели видео с пытками?
— Нет. Альбицкий никому не показывает без вашего разрешения. Кстати, вам от него письмо.
— От Альбицкого?
— Да. Пересядьте ко мне.
Дамир сел рядом с адвокатом, и Константинов открыл текстовый файл на экране компьютера.
«Дамир Ринатович, здравствуйте! — писал Альбицкий. — В нашем распоряжении оказалось видео, где Вас пытают сотрудники СБ и вынуждают признаться в шести убийствах, которые Вы не совершали.
Ситуация, при который от наших действий страдают невинные люди, крайне тягостна для нас, и мы сделаем все от нас зависящее, чтобы Вас вытащить.
Но у нас к Вам просьба. На видео Вы не в самом лучшем виде, но мы призываем Вас разрешить нам его распространение. Мы не сочли для себя возможным делать это без Вашего разрешения.
Мы планируем передать видео в комитет ООН против пыток и распространить в интернете. Огласка, а лучше международный скандал, — это единственное, что может Вам помочь.
Насколько мы поняли, Вы, по крайней мере, отчасти, разделяете наши взгляды. Пусть это будет Вашей миссией, потому что распространение информации о подлости, гнусности и жестокости этой власти подрывают ее гнилую основу. И приближает нашу победу.
Не теряйте надежду!
С уважением, Андрей Альбицкий».
— Пусть распространяет, — сказал Дамир. — Вы передадите ему?
Константинов кивнул.
— Да… Дамир, я видимо, должен перед вами извиниться. Я вам посоветовал подписать согласие на коррекцию. У меня даже была мысль, что вы по этой причине отказались от моих услуг.
— Что бы было, если бы я не подписал? Они бы не пытали? Не выбивали признаний?
— Боюсь, что тоже самое. Просто в ПЦ вас бы послали после признаний. И только на диагностику. А потом доставили в Лефортово.
— Я бы там уже повесился, Илья Львович. Вам не за что извиняться.
