Она мнется, не зная, стоит ли ей выдавать секреты. Я же осматриваюсь в комнате на предмет камер. На первый взгляд их нет, но никто не исключает вероятности того, что они тут скрытые. Несмотря на это, я уверенно говорю:
— Камер нет, говорите.
Она проверяет за мной. Осматривается и кивает.
— Сказали, что мне не стоит излишне сюсюкатся с малышом, ведь он растет мужчиной. Разговаривать с ним по-взрослому, — она замолкает и будто борется с собой, но все же кивает и продолжает: — Я рискую своим местом, но вы его мама… меня попросили сделать визу, чтобы я могла выехать за границу, если это потребуется.
— Вы имеете ввиду на время?
Она снова запинается, а я пытаюсь переварить то, что услышала. Что это за приказы и почему мое мнение совершенно не учитывают?
— Навсегда, — наконец, произносит женщина.
Я не удивляюсь, потому что когда спрашивала, что-то такое и предполагала. Я не понимаю, почему этот мужчина выбрал именно меня, но в том, что это не случайно в данный момент я уверена, а еще я понимаю, что мне нужен телефон.
Позвонить Андрею и поговорить с ним. Что, если все сказанное Адамом — неправда? Что если от меня потребуют подписать отказ от ребенка? Я, конечно, никогда этого не сделаю, но… кто знает, какие пытки они придумают.
Мне становится страшно, поэтому я быстро прошу:
— Елена Эдуардовна, можно ваш телефон?
Я хочу воспользоваться возможностью и пока Адам занят дочкой, позвонить Андрею. Узнать, спросить, уточнить, пусть он скажет мне все в конце концов!
— У меня его нет. Это было еще одним условием при приеме на работу: не носить с собой мобильный.
Я киваю. Почему-то и этого я тоже ожидала. Не скажу, что я успокоилась, наоборот, мне стало еще страшнее. Ни у меня, ни у женщины напротив нет никакой связи с внешним миром. А у хозяина дома есть дочь, которая называет его чудовищем, пусть и после сна.
Где мама девочки?
— Вы так взволнованы, — произносит няня, замечая мое тревожное состояние.
— Успокоишься тут! Телефон у вас отобрали, попросили сделать визу, по которой можно будет переехать в другую страну, к ребенку вам прикасаться нельзя, сюсюкаться с ним тоже! Я все перечислила?
— Да.
— Это абсурдно! — авторитетно заявляю. — Что это за требования такие? Вы же тоже человек! А Родион ребенок! Ему нужно тепло и ласка!
Я говорю твердо, но как можно тише, потому что сыночек спит у меня на руках. Я крепко прижимаю его к себе и чувствую тепло его тела и даже слышу, как мирно он посапывает. Что за бредовые требования?
