— Совсем как ослица. — В голосе слышалось отвращение.
Шерри вздрогнула. Ее отец часто так говорил. «Ты ревешь просто как осел…»
Она скользнула большим пальцем в угол экрана своего телефона и нажала. Это ведь служба экстренной помощи? Затем, молясь, чтобы кто-нибудь выехал, чтобы спасти ее, она попыталась отвлечь незваного гостя.
— Что я тебе такого сделала?
Он шагнул вперед.
— Ты не видела.
— Что?
— Меня.
Шерри нахмурилась. Почему этот чудак говорил загадками? Если у них были к ней претензии, то можно было их просто высказать.
Она уже собиралась потребовать объяснений, когда услышала щелчок, за которым последовала резкая боль в правом плече. Неужели он застрелил ее? Звук был недостаточно громким, чтобы быть от пистолета, но, возможно, на нем был глушитель.
Боясь даже взглянуть, Шерри заставила себя опустить взгляд на свое плечо, не зная, чего ожидать. То, что она увидела, не было зияющей дырой или струей крови из пулевого ранения. Вместо этого казалось, что из бархатного материала ее спортивного костюма торчит длинная металлическая трубка.
Она пыталась понять, что происходит, но в голове у нее все плыло. Как будто ее набили ватой. И ее и так сухой рот теперь совсем пересох.
Что за черт?
Она сделала спотыкающийся шаг в тщетной попытке убежать, но ее слабые колени внезапно подогнулись, и она приземлилась на спину. Шерри застонала от боли. Она была крупной женщиной, которая ударилась о цементный пол с такой силой, что у нее вышибло воздух из легких. Однако не удар заставил ее сердце остановиться в чистом ужасе.
Это была темная фигура, которая встала прямо над ней.
— Смейся для меня, Шерри.
Все ночь доктор Линн Гейл металась и ворочалась, и едва успела погрузиться в глубокий сон, как влажный язык скользнул по ее щеке.
Со стоном она оттолкнула мохнатую морду.
— Уходи. — Последовало еще одно облизывание, и она неохотно приоткрыла один глаз, обнаружив Баркли, пятидесятифунтового спасенного дворнягу, примостившегося на кровати. Она привела шевелящуюся массу глупости домой из приюта, чтобы хорошенько за ним ухаживать, прежде чем новые хозяева заберут его из ее ветеринарной клиники. — Перестань дергать простыни, — пробормотала она. — Нам нужно что-то сделать с твоими манерами. Еще слишком рано играть.
Словно в насмешку над ее словами, с тумбочки донесся пронзительный сигнал будильника.
— Арг, — Линн взглянула на часы, которые показывали четыре тридцать утра, как это возможно? Она только закрыла глаза. — Хорошо, хорошо, — сказала она собаке. — Отпусти одеяло, и я накормлю тебя.
