Чудесная лодка [авторский сборник] | страница 17

Теперь в чуме нас было трое.

Тук лежал у костра и, высунув язык, смотрел, как Мендуме чистит своё ружьё золой.

По чуму хлестал дождь.

Мендуме чистил ружьё и прислушивался, как кричат бурундуки в кедрах.

Бурундук: «тубук-тубук-тубук!» Дождь — кап-кап-кап! Бурундуки кричат, плохая погода будет!

Утром было тихо.

Дождь кончился, бурундуки замолчали.

Мендуме надел на ноги кожаные носки — ичиги, и мы пошли искать оленя.

Тук лаял где-то впереди. Мендуме останавливался и молча слушал.

— Белка! — говорил Мендуме, и мы шли дальше.

Он по лаю узнавал, кого почуял Тук.

К вечеру мы вышли на болото. На землю падали снежинки. Закричала кедровка, и вдруг громко залаял Тук. Мендуме снял ружьё и стал тихо красться.

Потом он остановился, нагнулся и стал что-то рассматривать. Я подошёл к нему. Он показал мне пальцем на землю. Во мху был след оленя. На наших глазах он наполнялся болотной водой.

Мы позвали Тука и пошли по следу.

Олень уходил в горы, и Мендуме часто останавливался, брал щепотку земли из свежего следа и мял её в пальцах. Земля плохо крошилась, она была ещё сырая, значит, олень близко.

Мендуме шёл впереди.

Вдруг он остановился у можжевеловых кустов, повесил ружьё за спину и махнул рукой.

— А олень? — спросил я.

Мендуме показал на след.

Я увидел рядом с большими следами маленькие копытца оленёнка. Олениха оставляла оленёнка в можжевельнике, а теперь уводила с собой.

Мендуме закурил трубку и сказал, что никогда не убивает олениху с оленёнком. Он засмеялся и показал на снежные горы. Я посмотрел туда и увидел па белом снегу два коричневых пятнышка, побольше и поменьше. Это была олениха с оленёнком. Они шли через горы в долину. Оленёнок проваливался в снег и отставал, а мать поджидала его.

Солнце садилось, и два диких оленя шли в розовых снегах.

Это в глухой тайге было, людей там редко встретишь — одни звери.

Мы по звериной тропе шли: я и старик Мендуме.

К вечеру привела нас тропа на таёжное озеро. Со всех сторон к воде подступают зелёные кедры, и вода в озере от этого зелёная.

Подует ветер, кедры закачаются, зашумят, и кажется, что озеро тоже заволновалось.

Развели мы на берегу большой костёр, напились чаю, собаку привязали к сухому кедру, а сами задремали у огня.

Спал я недолго. Ещё с вечера собака на верхушку кедра смотрела и ворчала, а ночью стала громко лаять. Я проснулся. Мендуме тоже не спал.

— Медведь? — спросил я у него.

— Нет!

— Лось?

— Нет, — сказал Мендуме, — это соболь!

Он по лаю узнал, кого почуяла собака.