Полина тяжело дышала. Она крепко-накрепко закрыла веки, стремясь удержать поток хлынувших слёз. После — слабо подняла дрожащую руку, отстраняя от себя лицо Филина. Перегнулась через её объятья к полу — и её смачно стошнило. Потом посмотрела на рыдающую подругу и повела головой. В следующее мгновение она уже валялась в своих соках, силясь встать.
К чёрту всё. Здесь её ненавидят. Она никому не нужна в этом мире. И сама виновата — дура! Типичная дура, которая выдумала о себе невесть что, поверила во что-то — и в итоге осталась ни с чем.
— Дур-ра, — повторила Полина вслух, смеясь над собой, идя, пошатываясь, к выходу. — Самонадеянная напыщенная дура.
Она говорила по слогам и слонялась по беседке, пританцовывая на каждом шагу.
Зелёные спутанные волосы и свитер были окрашены кислотным цветом собственной рвоты. От неё жутко воняло, и внешне она сейчас походила на последнюю шлюху из подворотни, которой в сущности и являлась. Только очень изощрённой шлюхой.
Филин сидела на полу и рыдала.
Полина перекинула рюкзак через плечо. Бросила взгляд на стол с мыслью забрать мобильный, чтобы-таки его продать. Взяла аппарат и включила дисплей посмотреть время.
— О, — усмехнулась она, — СМСка пришла.
«Увидимся в Новом Мире. Я приду. Жди. Если есть желание — выходи на связь.
Король в Жёлтом».
Она прочла текст с особо циничной интонацией. Старалась опустить отправителя как только могла.
— Пошёл ты на-а-а-ахуй, — протянула она, выключила телефон и бросила его к себе в рюкзак. После — окинула презрительным взглядом плачущую Филина. Мерзко. Мерзко решительно от всего. Ненависть лютая и абсолютная. Ненависть ко всему. К смердящему миру, к рыдающим влюблённым, к тупой себе. Она бы могла что-то изменить, не будь ей всё равно. А теперь ей было плевать. Ха! Подумаешь — девчонка с кулаками накинулась.
— Что, герой, да? — с вызовом обратилась она.
Филин схватилась руками за голову в ожидании ответного удара.
— Дождалась удобного момента — и набросилась, да? Трахнула, избила — типа изнасилование, да? Да? Оденься, деточка.
Она игриво щелкнула её по носу и направилась к выходу из беседки.
— Да пошла ты… — бессильно взвыла Филин ей вслед. — Я всё равно люблю тебя! Слышишь! Люблю!
— Прощай, раб, — вздохнула Полина и, пошатываясь, покинула беседку.
Так же пошатываясь она пересекла ещё вчера родной двор. Вышла на улицу не так давно любимого городишки. Ей было противно от всего, а в особенности — от себя. Хотелось чем-то вмазаться, да с собой ничего. Была возможность разжиться — тогда отказалась, а сейчас — было бы очень кстати. Ехать она — всё равно вряд ли куда-то в таком состоянии поедет. Нужно хотя бы поваляться где-нибудь, прийти в себя. А ещё её люди могут увидеть. Не то, чтобы её особо волновало общественное мнение — просто могли пристать с расспросами, что было бы очень, очень не кстати.
