Его тянуло к нему.
Но Француз быстро на него вскидывал коричневые бегающие глаза и вдруг с хохотом начинал беготню и возню; самым важным для его самолюбия было вовсе не то, что он писал хорошо стихи, а то, что он бегал быстрее всех и ловчее всех перепрыгивал через стулья. Стихи Пушкина в Лицее любили за то же, за что и стихи Илличевского, - за гладкость. А Кюхле в них правилось совсем другое. Кюхля говорил о стихах Илличевского: "Может быть, это хорошо, но это не стихи".
- А что такое стихи? - задумчиво спрашивал у него Дельвиг.
- У тебя, брат, небось лучше, - говорил ему, подмигивая, Пушкин.
Кюхля знал, что у него хуже, но писать, как Илличевский, не хотел. Пусть хуже - все равно, и он писал свои баллады и народные песни. Стихи его звали в Лицее клопштокскими. "Клопшток" - что-то толстое, что-то дубоватое, какой-то неуклюжий ком. Единственный человек в Лицее, который понимал Кюхлю, был, в сущности, Дельвиг. Этот ленивый, полусонный мальчик слушал по часам Кюхлю, когда тот диким голосом читал Шиллера. Тогда за очками у Дельвига пропадала та усмешечка, которой как огня боялся Кюхля.
Вильгельм принялся за балладу. В дверь постучались. Это был опять Комовский. В руках у него был все тот же номер "Лицейского мудреца". Вздыхая, но жадно смотря на Кюхлю - для него втайне было большим удовольствием видеть, как Кюхля свирепеет, - Лисичка сказал самым жалостным голосом:
- Вильгельм, ты всего не прочел, там еще есть. Вильгельм развернул журнал: ту самую балладу, над которой он в полной тайне ото всех сидел уже вторую неделю, переписали почти целиком, а рядом бисерным почерком была написана на каждое слово ужасная критика!
Кюхля вскочил, рассвирепев.
- Кто украл у меня со стола балладу? - сказал он, задыхаясь. - Кто посмел красть у меня со стола балладу?
О балладе знали только Комовский да Дельвиг. Лисичка съежился, но с удовольствием посмотрел на Кюхлю.
- Кажется, Дельвиг, - сказал он, вздыхая.
- Дельвиг? - Кюхля выкатил глаза.
Это было самым гнусным предательством в мире - пусть бы это сделал Яковлев, кто угодно, - но Дельвиг!
Кюхля, не смотря на Комовского и не слушая его, побежал по коридору.
Он влетел в комнату Дельвига. Дельвиг лежал на кровати и смотрел в потолок. Так он пролеживал целыми днями - в Лицее сложились легенды о его лени.
- Виля?
- Мне с тобою нужно поговорить, - задыхаясь, проговорил Кюхля.
- Что с тобой? - спокойно спросил Дельвиг, - ты объелся, Вильгельм, или новую песню написал?
