Кажется, я тоже ощущал вкус мозгов Сергея. Вкус мозгов на моих губах. Вкус содержимого головы, мальчишки, который пару лет назад попал в реабилитационный цент. Но реабилитационный центр слишком хорошо справился со своей задачей, в плане убивания привязанности к квази. Но…
Но у Сергея так и не появилось связей с прото. Неужели в РЦКДП не знают, о том, что если у человека отобрать смысл жизни, то надо дать другой. Неужели, они выкидывают детей на обочину, как только убедятся, что те не проявляют интерес к квази? Это слишком жестоко!
– Он хотел убить Анатоиля, – услышал Лекса свои же слова.
Стоп! Лекса – это я. Я услышал свои слова. Надо взять себя в руки. Надо понять, на какой вопрос я отвечаю, что-то я совсем расклеился.
– Не получилось. – Согласился я с кем-то. – Тогда он наставил эту штуку себе на подбородок…
Я почувствовал, как мои руки уперлись мне же в шею, выше, в подбородок.
Руки молоденькой женщины обняли мои. Они плавно отвели мои трясущиеся кисти от лица, прерывая тот убийственный жесть.
– Кто ты?
– Она медсестра. Вы готовы отвечать на наши вопросы? – Грубый мужской голос.
– Он не в себе. Шок. – Девушка открывает рот, шевелит губами, но я не слышу ее голос. Но я понимаю, что она говорит. Кажется, меня снова сейчас вырвет. Но я с благодарностью смотрю в глаза медсестре:
– Мозги человека, солоноватые на вкус.
Кто это сказал? Я? Медсестра? Допрашивающий меня мужик?
. . .
– А, Лекса. Проходи. – В глазах наставника потерянность, он в домашнем халате, который так естественно смотрится на нем. Он делает шаг назад, чтобы пропустить меня в свою квартиру, но я не спешу входить.
– Арина Петровна велела проверить Вас. – От смущения, мои уши пылают, но отступать нельзя. Или можно? Но не сейчас. Звонок директора застал врасплох. Я то надеялся, что раз меня отстранили от дел на день, то и делать нечего не придется. А вот те раз – езжай на квартиру к наставнику, и убедись, что с ним все в порядке. К малознакомому человеку, в его собственную квартиру, да и еще после таких приключений.
Меня-то вчера порядком помучили, сначала психологи, потом дознаватели. В общем, отпустили меня только поздним вечером. А уж самому Анатолию, думаю, досталось еще больше. Могли бы и дать денек отдышаться, осознать случившееся, привести мысли в порядок. Но нет. Надо ехать, надо звонить в дверь, надо разговаривать.
– Лекс, входи. Давай я тебе чаю что ли погрею. – С некоторым замешательством произносит хозяин квартиры, а я как дурак топчусь у порога, не решаясь его переступить. – Я понимаю, что это не твоя прихоть. Но не стоять же в дверях. Проходи, я живу один, мы никому не помешаем.
