Систему образования, принятую с I в. до н. э. в римских школах, историки литературы не раз подвергали резкой критике и даже насмешкам: приводились примеры упражнений в фиктивных судебных процессах, в разрешении конфликтов, оторванных от реальной жизни и заимствованных из истории незапамятных времен; но, по-видимому, упускалось из вида, что школа, не имевшая ничего общего с жизнью и не помогавшая достижению каких-то практических результатов, не могла бы просуществовать в течение стольких веков. Число риторических школ было, как можно предположить, очень значительно: в I в. на первое место выдвигается Галлия с ее знаменитыми школами в Бурдигале (Бордо) и Августодуне (Отёне). Об этих двух школах мы можем составить себе достаточное представление по сборнику составленных там латинских панегириков III—IV вв., по стихотворениям Авсония, не только окончившего школу в Бурдигале, но и оставшегося до конца жизни ее виднейшим преподавателем.
В течение V в. риторические школы еще существовали, несмотря на тяжелые испытания, выпадавшие на долю Италии и Галлии. Вряд ли можно сомневаться, что виднейшие писатели V—VI вв. получили в них свое образование, судя по их отличному владению формами латинского языка и ораторскими приемами. Таковы Сидоний Аполлинарий, Эннодий, Кассиодор, Боэтий и даже папа Григорий I; правда, «Диалоги» Григория I, написанные для широких кругов полуграмотной и вовсе неграмотной публики, не раз вызывали упрек в примитивности языка, но другие его произведения подобного упрека ничуть не заслуживают. Однако наряду с названными авторами выступает такой видный писатель, как Григорий Турский, очевидно, уже не получивший хорошего образования и сплошь и рядом нарушающий нормы классического латинского языка. Притом некоторые из упомянутых писателей были в то же время духовными лицами (Сидоний Аполлинарий, Эннодий, Кассиодор) и прилагали свой труд уже и к духовному просвещению и наставлению своих опекаемых, составляя для них уставы и правила благочиния, моральные поучения, молитвы, толкования к Библии и переводы греческих отцов церкви. Им приходилось, конечно, вырабатывать другую терминологию, пользоваться иной манерой изложения и иными приемами, чем те, которые они могли заимствовать из классической римской литературы. Тем более они не могли использовать всей той системы литературных образов, общих мест и риторических приемов, какими щедро снабжали их языческие прозаики и поэты: ведь вся эта система была насквозь пропитана языческой мифологией.
